– На речке вас больше было. Хотел подойти, поздороваться, да старуха в магазин отправила, и потом все караулила. Сейчас еле вырвался, говорю, надо проверить, что за люди приехали, а то, десятого дня, у Кузьмича весь сарай вынесли, пока он спал, даже собака не тявкнула.
Перекатников разлил остатки водки, и сосед, выпив без тоста, не дожидаясь других, стал прощаться:
– Попробую вечерком еще заглянуть. Если получится. А то, стерва, унюхает – не пустит никуда.
Когда за ним закрылась дверь. Казначей опустился на стул и с ненавистью громыхнул стаканом по столу:
– Ну откуда такие люди берутся!
– Да он вообще не вредный, просто в армии своей привык к строгостям.
– Ага, видел я, как он глазами зыркает.
– У него сплошная дальнозоркость, вблизи не видит ни черта, а очки носить стесняется. Вот и делает вид, что все замечает.
– Не знаю, какая там дальнозоркость, но нас на пляже он верно срисовал.
Из комнаты выбрались Фролов с Верой. Семен сразу потянулся к новой бутылке и сорвал винтовую пробку, поранив палец.
– Сука!
Тряся ободранной рукой, он приложился к стакану, зубы цокнули по стеклу. Неизвестно, чем он занимался все это время с девушкой, подслушивал за дверью или был занят более приятным делом, но выглядел так, словно в самый ответственный момент обнаружил рядом с собой в кровати Антоныча.
– Будем держать военный совет, – решил Казначей. – Как говорится, отдохнули здесь – и довольно. Может, этот снайпер и вправду слепой, но я ему не доверяю. Вера, подожди, пожалуйста, за стенкой. А ты лезь на чердак. Можешь бутылку прихватить, если скучно.
Перекатников исполнил приказание молча. О том, что с чердака он может запросто выбраться и никто его не хватится до конца совещания, Казначей не подумал.
Девушка заартачилась:
– Меня это касается не меньше, чем вас. Тем более что вам сейчас только и думать, – она кивнула на водку, но брат и неожиданно присоединившийся к нему Фролов выпроводили ее за дверь и сели к столу.
Оба были напряжены.
– Так дальше жить нельзя, – сказал Казначей, и Фролов, помедлив, кивнул. Выпили, не сводя глаз друг с друга.
– Что будем делать?
Помолчали.
Казначей начал говорить осторожно, ковыряя вилкой дырку в скатерти:
– Здесь оставаться опасно. Идти сдаваться – как-то, знаешь ли, не хочется. Я вот что подумал: если какое-то время еще пошхериться, то о нас могут забыть. Не навсегда, конечно, но активно искать перестанут. А там, глядишь, разберемся, что к чему. Найду кого-нибудь, кто в законах сечет, проконсультируюсь, как можно отмазаться. Не бывает, чтоб не было выхода.
– Думаешь, мы можем отвертеться? – Семен хмыкнул и плеснул себе водки в стакан. – За бандюков, положим, много не дадут. Нас трое, да этот хрен на чердаке – если станем говорить складно глядишь, удастся соскочить.