А небо вдруг голубое, а потом откуда-то набежала тучка, и от неё легла тень, а потом солнечные лучи пробиваются наконец, и длинные солнечные трубы потянулись к земле, их много-много, целый пучок.
А осенью берёзки словно взрываются жёлтым цветом, а рядом — красная листва облетающей черники с множеством голубых глаз-ягод и стоят молодые грибы — толстые, насупившиеся мальчишки — как на всё это наступить?
А природа уже успокоилась, словно кошка, которая, несмотря ни на что, всё же вывела своих котят, и они у неё выросли — можно отпускать.
Всё это видится человеку, засунутому, как матрешка, в несколько железных оболочек: сперва в один корпус, потом ещё, потом — оболочка отсека, а затем уже пост — тесная конура, и всё это притоплено в бесконечном океане, на глубине, скажем, в сто пятьдесят метров, и в какой-то момент глубина может сделаться больше, и ещё больше, и он будет погружаться вместе с этой железной дурищей, которая почему-то плавает и угрожает чему-то. А она будет, погружаясь, исчезать наподобие монетки, которую бросили в воду и которая, прежде чем утонуть, успевает вспыхнуть в глубине несколько раз.
А человек сидит в кресле внутри этого страшилища и, закрыв глаза, вызывает видения весны, лета, осени. Только зиму он не вызывает, потому что когда он придёт с моря домой — дай-то Бог, конечно,— будет зима, и он выпрыгнет в двадцатиградусный мороз, и он будет ходить полупьяный от этой свежести, будет шляться по пирсу, улыбаться всему и всем и спрашивать у всех: «Ну, как наши дела?» — не дожидаясь ответа.
Он так будет ходить до тех пор, пока ему от холода просто не станет больно, и тогда он снова нырнёт в свою железную матрешку, скатится по трапу и забьётся в тесную конуру — на свой пост — и положит руки на тёплые приборы, чтобы согреться, а потом повернётся и прижмётся к ним спиной.
А вы знаете, когда подводники теряют почву из-под ног? Вернее, они, конечно же, теряют под собой палубу. Хотите знать, как они себя при этом ведут? Сейчас расскажу.
Всё это происходит тогда, когда на полном ходу заклинивает большие кормовые горизонтальные рули на погружение. Их как бы закусывает какая-то неведомая сила, и тогда лодка — почти десять тысяч тонн — железа и людей — бросается в глубину. Это немного напоминает бег с горы, когда ступил, а под ногами земли вдруг не стало, и ты летишь вниз, и тебя встряхивает так сильно, что темнеет в глазах, и хотя ты не успел испугаться с самого начала, осознаёшь себя собою только с некоторого момента, когда начинаешь барахтаться и бороться с незакреплёнными ящиками, которые валятся откуда-то сверху вперемешку с документацией на тебя и друг на друга.