– Выходит, я зря старался?
– Нет. Не зря. Кое-что нам, все-таки, удалось узнать…
Грек вопросительно уставился на Туманова, и Федор объяснил:
– Ты не забыл, Шарик говорил о партнерах Романовского и о тех, кто стоял за ним. Это ведь наводка. Нам не мешало бы узнать, кто они.
Грек понимающе кивнул, соглашаясь с майором. Докурил сигарету и, притушив окурок, сказал с некоторой долей сожаления:
– Знаешь, чем наша работа отличается от работы простых оперов? – и, не дожидаясь, что ответит Федор, продолжил: – Те крутятся с мелочевкой, а мы влезаем в такие дела, что того гляди, без башки останешься.
Федор посмотрел в глаза Греку и заметил в них грусть. Спросил:
– Ты, это к чему?
Грек вздохнул. Теперь он не выглядел таким веселым, каким его привыкли видеть Федор с Ваняшиным.
– На душе у меня что-то тяжело, – сказал Грек. – Надоело все к чертям.
Туманов постарался усмехнуться и сказал с долей оптимизма:
– Брось, Саня. А устал ты, потому что работаем на пределе. Как волы.
Грек на это ничего не сказал, только невесело улыбнулся, а Федор взглянул на часы. Обещался позвонить Даше и забыл. Схватил трубку.
– Сань, извини. Я отвлекусь на минуту. Дашке нужно позвонить. Заболтался с тобой и забыл.
Грек понимающе кивнул.
– Давай, давай. Я пока перекурю в коридоре, – сказал он и как человек тактичный, вышел. Федор улыбнулся ему вослед и набрал номер. А когда потом выглянул в коридор, чтобы позвать Грека, того уже там не было.
Раньше Ирина никогда не задумывалась о том, что собственное лицо может так не нравиться. Когда ей было двадцать, жизнь казалась неизмеримо долгой, и потому она не спешила выскакивать замуж, как это делали ее подруги. Многие потом при встречах не раз и не два плакались ей за столь опрометчивый шаг. Семейная жизнь не была такой счастливой, как это казалось на первый взгляд. Только куча проблем, одна из которых – дети. Молодые мамы утратили свободу и, как это не горько сознавать, чувство собственного достоинства. Теперь они принадлежали своим малюткам, а еще мужьям эгоистам.
Ирина молила бога, чтобы подобное не удалось пережить. Она сумела окончить Плехановский институт, причем с красным дипломом, устроиться на хорошую работу и купить новенького «Жигуленка». Но кроме всего этого, она могла гордиться финансовой независимостью, чего не скажешь про подруг, которые постоянно бегали к ней и выклянчивали втайне от мужей деньги, чтобы приобрести кое-что из шмоток. И глядя в их слезливые мордашки, Ирина не могла отказать. Кажется, она вообще не умела отказывать никому и ни в чем. И первым ее мужчиной был однокурсник, которому она не смогла отказать и рассталась с девственностью в общежитие на его кровати. Тогда, даже так толком и не поняла, была ли между ними любовь. Наверное, не было. Скорее, привязанность. А потом безрассудство, последствия которого остались на всю жизнь. После аборта, на котором настояла сама Ирина, врач сокрушенно развел руками и объявил, что она больше не сможет иметь детей. Тогда она, пожалуй, впервые задумалась о своем будущем. Перспектива карьерного роста, уже не радовала ее. И она проплакала всю ночь, а, утром собираясь на работу, глянула на себя в зеркало и ужаснулась, заметив возле глаз морщинки.