— А ничего особенного и не происходит. Просто я хочу, чтобы вы вели себя так, словно мы и в самом деле обручены. Не сомневаюсь, что вы можете представить себя в этой роли, — спокойно ответил он.
— Мне не надо и представлять, — с горечью ответила Элизабет. — Я знаю, что такое… быть помолвленной.
Наконец-то ей удалось привлечь его внимание. Он уставился на нее.
— Вы имеете в виду Фреда?
— О, нет, это было два года назад. За неделю до свадьбы мой нареченный вообще расхотел жениться, мотивируя тем, что не может брать на себя такую ответственность. — Не дожидаясь от Теда выражения какого-либо сочувствия, она продолжила: — По сути, вы мне ничего не объяснили. Все это очень странно. Тем более, что вы живете в доме своей тети — матери Фреда и…
Он протестующе поднял руку.
— Давайте выясним. Дом принадлежит не моей тете, а мне. Мой прадедушка построил его для семьи, и по традиции он переходит по наследству по линии старшего сына. Это своего рода феодальный пережиток, но так уж сложилось. И когда несколько лет назад умер мой отец, и я унаследовал этот дом, дядя с тетей остались жить в нем. Но дом принадлежит мне.
В голосе его не было особой гордости, и Элизабет могла понять его. В вечер того злосчастного приема дом показался ей холодным и безрадостным, и она не заметила, чтобы тут что-то изменилось с тех пор.
— Понимаю, — медленно сказала она. — Что ж, с этим мы разобрались. Почему бы теперь вам не открыть мне тайну — зачем вам понадобилась невеста?
— Тайны здесь нет.
— Тогда почему бы вам не раскрыть ее мне? Я ведь вам призналась, что все это задумала из-за бабушки.
Он покачал головой.
— В моей ситуации все гораздо сложнее. В силу определенных причин я не могу вдаваться в пространные объяснения, и одна из них — ваша невинность, Элизабет.
— Если речь идет о чем-то бесчестном, — гневно взорвалась она, — то я не собираюсь…
— Уверяю вас, ни о каком бесчестье не может быть и речи. Именно это я и хотел бы вам сказать в данный момент. А теперь бросьте на меня взгляд любящей женщины, словно мы собираемся пойти под венец. — У него хватило еще сил хмыкнуть. — Надеюсь, это будет для вас не так уж трудно?
— Трудно? Да это просто невозможно! Я бы не вышла за вас замуж, пусть даже вы были бы…
— Последним мужчиной на земле? — Теперь он широко улыбнулся. — Не сомневаюсь, что вы собирались выдать именно этот штамп.
В первый раз в его улыбке не было сарказма или насмешки, и, как Элизабет ни старалась, она почувствовала, что расплывается в ответной улыбке.
— Н-ну, если дело обстоит таким образом, я бы, пожалуй, подумала — ради спасения человеческой расы.