- Ну, что молчишь?- обрывая молчание, жестко спросил генерал.- Отвечай, когда тебя старшие по званию спрашивают!
Мысли в голове лейтенанта метались, в душе кипело. Он знал, что виноват в том, что произошло на посту, и понимал, что побег Асхакова можно было бы ему предотвратить, если бы он своевременно, не послушав своего начальника заставы, настоял бы на необходимости принять по Асхакову меры дисциплинарного воздействия и попытался бы убрать его с заставы. Получалось так, что его недостаток опыта в работе с личным составом - сыграл свою негативную роль, и теперь он, получив свой первый жестокий урок, будет еще долго пожинать плоды своей допущенной ошибки. Но вместе с острым ощущением своей вины за произошедшее на посту, Владимир также понимал и то, что к происшествию привели и некоторые другие причины, независящие от его работы. Его распирало желание сказать генералу о том, что уже давно наболело: что помимо порядочных, добросовестно относящихся к службе молодых людей, на заставу присылаются люди с низкими моральным и психологическим качествами, и, как не копайся в их душевном хламе, все равно не узнаешь, что у них на уме и кто из них «почетную обязанность» выполнять, как полагается, не желает.
«Конечно же, - думал Владимир, - я обязан изучать свой личный состав, но я же не господь бог, чтобы уметь безошибочно читать в душах человеческих, ведь даже сам великий мыслитель Достоевский когда-то говорил, что «человек есть тайна». Да тут и без Достоевского должно быть всем понятно, что Погранвойска – это не то место, где можно было бы заниматься разгадкой этих тайн, что пограничная застава это не место для перевоспитания негодяев и, что на заставах не должно быть таких, как Асхаков… Но, прикусил язык. Все это была «лирика», объяснение, влекущее за собой еще более тяжкие последствия, потому что не то это было место и не та ситуация, чтобы, объясняя причину случившегося, он мог диалектически вслух мыслить, то есть заглядывать куда-то подальше и поглубже.
- Не уследил я, товарищ генерал-майор, не доработал, - подавленно пробормотал Владимир иссохшим языком. Он сказал генералу то, что он должен был сказать, то, что генерал хотел услышать от него.
Владимир уже давно знал и глубоко усвоил, что начальство любит, когда их подчиненные самобичеванием занимаются. Не зря же кто-то придумал пропускать офицеров через партийное сито, чтобы еще и еще раз ему внушить, какой он не хороший, а на последней инстанции - на заседании парткомиссии, офицер бы безвольно встал и сказал: «Да, товарищи коммунисты - вот такое я говно!». А после того, как ему еще и впаяют партийное взыскание, он бы добавил: «Спасибо, товарищи коммунисты, что вы помогли мне в жизни разобраться и на правильный путь меня направить».