– Будить даже жалко, – сказал Никита. – Так хорошо спит… Эй, Пал Палыч, – потряс он спящего. – Пора вставать. Сюрприз… – он простодушно улыбнулся, когда похищенный градоначальник распахнул глаза и съежился от страха…
Болото в глубине Касьяновского бора пользовалось дурной славой, и люди сюда практически не ходили. Здесь не попадались грибы, не росли ягоды. Коварные топи начинались внезапно – вроде идешь по твердой земле, особо не всматриваешься под ноги, наступаешь на мокрую травку… и разверзается под тобой пучина и тут же засасывает, не спрашивая твоего мнения. Говорили, что в былые годы здесь люди гибли десятками, и до сих пор по ночам блуждают их неприкаянные души синими мерцающими огоньками и тоскливо воют…
Когда Пал Палыч окончательно пришел в себя, он обнаружил, что подмышки у него жестко стянуты веревкой, он подвешен на дыбе и может сколько угодно болтать ногами, под которыми чавкает, пузырится и издает неприятный метановый запах грязно-серая жижа, похожая на кисель. Поначалу он решил, что это дурной сон, и чтобы избавиться от него, нужно хорошенько поизвиваться и помахать ногами. Он проделал все названное, изнемог, но легче не стало. Трещали суставы, а перед глазами все волновалось, рябило и мерцало. Мэр всматривался и обнаружил, что подвешен на гибкой молодой осине – на краю трясины. Впереди – бугор, спасительная суша, и там сидят двое, отдыхают – поскольку волочить на себе эту тушу пришлось от дороги метров триста, а они, между прочим, не железные. Пока тащили, переругались (ведь женщине что ни делай – все плохо), и сейчас приходится успокаиваться, обмениваться примирительными поцелуями. А еще напротив «висельника» установлена камера на треноге и самым возмутительным образом снимает все, что с ним происходит!
– Что за черт… – прохрипел Пал Палыч, надуваясь, словно жаба. – Отпустите меня немедленно… – и загнул такую непечатную тираду, что Ксюша вздрогнула, и ее щеки стали покрываться стыдливым румянцем.
– Пал Палыч, побойтесь бога, с нами дама! – негодующе воскликнул Никита, выпустил из объятий девушку и подошел к импровизированному «полиспасту». Веревка от осины, на которой болтался градоначальник, была пропущена под углом через соседнее дерево, дважды хитроумно изгибалась – образуя вместе со стволами подвижную и неподвижную обоймы блоков, и на другом конце была привязана к древнему трухлявому пню. Никита отвязал веревку и слегка ее отпустил. Заработал примитивный механизм, и Пал Палыч с ужасом обнаружил, что ноги его начинают погружаться в трясину! Скрылись ступни, щиколотки, колени… Он забился в падучей. Никита прекратил экзекуцию и зафиксировал веревку.