Девушка стояла, полуобернувшись к скале: она только раз посмотрела на него с выражением негодования и оскорбленного достоинства, столь знакомым ему.
Теперь она медленно подняла на него свои большие блестящие глаза, в которых светились горестное изумление и тяжелый упрек.
– Генерал фон Гузек вдовец, – сказала она, – у него взрослый сын и семнадцатилетняя дочь, которая была уже невестой. И все они относились к гувернантке младших детей с величайшим доверием и уважением, как будто она была членом их семьи. И я знаю, что она и в мыслях не злоупотребляла их доверием. Я ручаюсь за это и готова положить руку в огонь…
– Этого еще не доставало! – прервал он ее с жестким смехом. – Бедную, загрубелую в работе руку класть в огонь за олицетворенный эгоизм!… Разве вас не затащили в эту глушь, не подвергли нужде и лишениям для того, чтобы не лишиться привычных услуг и ухода. Мне старушка с мызы говорила, что вы не воспитаны для грубых полевых работ, а теперь занимаетесь ими, потому что иначе вашей обожаемой госпоже, пожалуй, нечего будет кушать.
Она покачала головой, готовая возразить, а глаза ее, между тем, светились юмором.
– Не трудитесь, вам не оправдать ее! – насмешливо заявил Маркус. – Раз отведав из опьяняющего бокала роскоши и богатства, эти особы делаются негодными для скромной домашней доли. Они мечтают только о том, как упрочить за собой небесное блаженство роскошной жизни. И для этого осуществления своих мечтаний им нужен какой-нибудь богач! Будь он стар, ворчлив, молод и глуп, – им все равно! Мне все это хорошо известно, и, возможно, в доме генерала фон Гузека тоже знали об этом и были настороже, как и я! Чем жениться на гувернантке, я готов прожить всю жизнь в одиночестве! И я предпочту простую крестьянку, если она честна и правдива, чем гувернантку! – решительно заключил он.
Маркус видел, что вся кровь отхлынула от лица девушки, но она ни словом не возразила. Схватив кувшин, она хотела удалиться, но молодой помещик остановил ее.
– Неужели вы снова пойдете туда? – указал он на дом лесничего. – Разве вас не пугает этот дикий шум?
Она бросила на него искоса взгляд.
– У меня крепкие нервы, как у простой крестьянской девушки, которая не пугается даже воскресного шума в кабаке! – возразила она. – А в данном случае и спрашивать нечего, боюсь я или нет: я должна…
– Вы хотите сказать, что вас к этому привязывают обязанности? – прервал он беззвучно. – Но о том, какого рода эти обязанности, вы предоставляете людям самим ломать голову так же, как и о фрейлейн гувернантке, которую вы окутываете покрывалом таинственности, как божество мифическое! – он говорил колко и иронически. – Ведь очень весело и забавно водить людей за нос, и за это упрекать нельзя. Но жители не так добродушны, как их помещик, и они едва ли найдут оправдание для служанки судьи, которая ходит в дом лесничего во всякое время! – произнес он с подчеркиванием и замолчал.