Что за жалкая игрушка человек в руках судьбы!
Два часа тому назад он спокойно выходил отсюда, чтобы дойти до рощи и вернуться обратно… Но судьба погнала его в лес, где, наконец, разрешилась загадка, за что он благодарен ей…
Он был похож на человека, пытавшегося лбом пробить стену…
Подумать только, в его разгоряченной фантазии мерещился даже цыганский табор, а того, что было под носом, он не замечал в каком-то ослеплении.
Впрочем, он даже теперь недоверчиво покачивал головой, думая о гувернантке, добровольно променявшей роскошный образ жизни на тяжелый труд служанки!
Да и не он один, все были обмануты!
Для обитателей „Оленьей рощи“ работавшая в поле девушка была служанкой судьи, арендатора мызы. А единственный человек, знавший истину – старый судья, – особенно постарался усилить всеобщее заблуждение – он просто отрекся от самоотверженной племянницы в рабочем платье…
Старый комедиант!
Теперь все изменилось, и Маркусу не надо разбивать лбом стену, но, не смотря на это, он, как и два часа тому назад, в волнении шагал взад и вперед по комнате…
Воздух, освеженный промчавшейся грозой, был чист и ароматен и все, что жило и двигалось, дышало с обновленной силой. В гнездах под крышей беседки желтоносые птенчики громко чирикали в ожидании родителей, старательно сновавших в поисках добычи.
Вглядываясь в глубину леса, Маркус ожидал увидеть там белый платок… Он дрожал как игрок, поставивший на карту все свое состояние, и в волнении шептал: „она придет, должна придти, иначе все погибло!“
От этой мысли он холодел и спрашивал себя:
„А если я ошибся в своих расчетах? Вдруг она серьезно приняла его прощальные слова в графском лесу и постарается больше не встречаться?“
Кровь потоком бросилась ему в голову, и он одним прыжком очутился на балконе, но… ему не пришлось спускаться с лестницы…
Приложив дрожащую руку к глазам, чтобы защитить их от яркого вечернего солнца, он напряженно вглядывался и заметил белый платок, мелькнувший вдали.
С уст его готов был сорваться крик радости, и сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди, но он взял себя в руки и быстро вошел в беседку.
Девушка в это время показалась на дорожке. Одета она была в неприглядное рабочее платье, и широкие рукава рубашки развевались от ветра. Но шла она робко, нерешительно, а „наглазник“ никогда еще не был так сильно надвинут на лицо, как теперь.
Мужество, очевидно, совершенно оставило ее, когда она увидела открытую дверь беседки, и она готова была повернуть назад.
Это был критический момент, и сердце молодого помещика усиленно забилось, но долг „самаритянки“ победил, и девушка начала подниматься по лестнице.