Не больше года Репин провел в мастерской местного художника Бунакова и пятнадцати лет, став иконописцем, уже далеко уезжал от дома.
После долгого дня изнурительной работы в церквах Репин зажигал свечу и ночи напролет читал «Давида Копперфильда» Диккенса, забывая о религиозных сюжетах и вживаясь в подлинную жизнь, воссозданную великим английским писателем. А когда книг не было, он читал наизусть поэмы и стихи Жуковского, Пушкина, Лермонтова.
Знания, приобретенные урывками, казались Репину убогими. Юноша приходил в отчаяние от бессилия немедленно, сейчас же изменить свою жизнь. В такие минуты спасала мечта об Академии.
И вот желанный миг настал: он вольнослушатель. Все дни, что последовали за этим знаменательным событием, были озарены безудержной радостью.
Позже в своих воспоминаниях Репин точно охарактеризовал самую лучезарную пору своей жизни:
«Это был медовый год моего счастья. За долгие годы мечтаний, стремлений, отчаяния я, наконец, попал в желанную среду и мог учиться обожаемым предметам».
Чугуевский иконописец быстро показал себя в Императорской академии. Он учился с большим увлечением. Рисовал, наслаждаясь часами единения с натурой. Лепил, впервые познавая законы пластики. Сочинял эскизы картин, давая волю воображению.
С не меньшим рвением юноша посещал лекции профессоров. Он хотел знать много — все, чем богата наука в разных областях. Репин не пропускал лекций по истории и литературе, математике и анатомии.
Курс наук в Академии еще был новинкой. Прежде в нее принимали только тех, кто хотел учиться одному искусству. Иные проводили в стенах Академии долгие годы, учились рисовать, писать масляными красками или лепить, но оставались неучами. В дни своего ученичества Репин видел в рисовальных классах этих бородачей, хорошо знакомых с академическими порядками, но презирающих науки. Они называли «гимназистиками» молодых слушателей, которые вместе с Репиным понимали, что большому художнику не обойтись без больших горизонтов.
Сначала Репин слушал как завороженный. Многого не понимал, но благоговел перед познаниями профессоров. Чем больше слушал, тем чаще его охватывала оторопь, казалось, не вырваться ему из тисков невежества.
Академия художеств была наиболее демократическим учебным заведением. Здесь сын крестьянина слушал лекции вместе с чопорным сыном генерала, а бедный разночинец рисовал натурщика, сидя рядом с изысканным отпрыском знатного рода.
Но то, что давалось шутя молодым людям, учившимся с детства, Репину, вышедшему из бедной семьи, доставалось с превеликим трудом. Образование, полученное у местного дьячка, отличалось от многолетней гимназической штудировки. Но и нрав у чугуевского иконописца был круче, чем у тех учеников, которые и в академические годы не вышли из-под родительской опеки.