— И ты выбросила дурь из головы?
— Мне пришлось. Я довела его подготовку до конца и отправила на задание. Потому что это было нужно моему начальству, моей стране, потому что это диктовалось соображениями о высшем благе. И еще я знала, что он любит меня именно такой…
— А куда ты его отправила?
— Не важно. Его звали Тарик. Он дарил мне свою любовь слепо, безотчетно, а я… Я чувствовала, что мне нужно хоть чем-то отплатить, хоть чем-то… — Кэтрин вздохнула. — И я отдала ему самое дорогое, что у меня было.
— Что именно?
Она нахмурилась:
— Мы много беседовали о древней арабской культуре, о мыслителях Востока — философах, врачах, алхимиках. Он очень гордился тем, что являлся наследником этой великой цивилизации.
— Так. Дальше.
— Помнишь ту рукопись Ньютона, которую Адам хранил у себя?
— К чему ты это?
— В ней цитировались восточные мудрецы. В той части, где шла речь о природе и открытии «Великой тайны». И я отдала Тарику копию.
— А Адам был в курсе?
— Конечно, нет. Я доверилась Тарику. К тому же в рукописи формула «Великой тайны» приводилась не полностью.
— Но ты жалеешь о содеянном.
— Скорее — переживаю.
— И что Тарик? Что он сделал с твоим подарком?
— Он обозвал его милым артефактом и сказал, что рукопись имеет исключительную ценность как памятник ушедшим эпохам и забытой мудрости древних. А потом… А потом он вернул ее мне. Ответил добром на доверие. И еще на протяжении нескольких лет поставлял нам ценнейшую информацию, лучшую в своем роде. Ни от кого другого мы такой не получали. И никто, кроме нас, такой не получал. Даже американцы. Как говорится, «бабушка бы мной гордилась».
— А потом?
— А потом он захотел выйти из игры.
— Ему надоело трудиться во имя высшего блага и спасать мир?
— Ты и представить себе не можешь, под каким прессом он находился. Я просила за него начальство, но мне приказали все устроить так, чтобы он продолжил работу в своей стране.
— Еще бы. Эвакуируй вы его, и он мгновенно превратился бы из курицы, несущей золотые яйца, в банального нахлебника.
— Он был бесценен. И мы чувствовали себя в долгу перед ним. В большом долгу за все, что он для нас сделал. Но моего мнения никто не спрашивал. Мне велели передать, что он может надеяться на эвакуацию, лишь после того как доведет свое дело до конца, и пообещать, что мы устроим жизнь не только ему, но и его отцу, на которого давила их контрразведка.
— Когда это все было?
— Летом девяносто седьмого. Год назад. И вот он сделал все, что от него просили, и я запланировала его побег из страны.
— Ты одна?
— Скажем так: моя команда. Но я отвечала за всю операцию.