Я знал, что спецслужбы моей родной страны практикуют пытки, но не думал, что на это же способны граждане «цивилизованной» Америки.
Я не мог с уверенностью предположить, кто именно меня допрашивал, но точно знал, что во времена Элиота Несса[30] такое было немыслимо. Я даже не был больше уверен, что нахожусь на территории Соединенных Штатов, но точно знал, что люди, которые меня пытали, были американцами. Я слишком долго прожил среди них и научился безошибочно отличать их от представителей других народов.
Меня раздели донага, но мешок с головы не сняли и держали в комнате, где стоял такой холод, что у меня зуб на зуб не попадал. Я весь окоченел. Пенис мой съежился, а время от времени — я никогда не мог сказать заранее, когда именно это случится, — дверь в мою камеру с шумом раскрывалась и ее наполнял аромат женских духов. Потом я слышал женские голоса — они не говорили со мной, но осыпали меня унизительными насмешками и оскорблениями на английском и арабском. Они смеялись надо мной, издевались. Особенное удовольствие им доставляло унижать мое мужское достоинство.
Я замкнулся в себе, пытался таким образом спрятаться, закрыться от внешнего мира. Мне казалось, что это единственный способ пережить позор. Да, я передавал разведке из моей родной страны кое-какие американские секреты, но, во-первых, делал это исключительно ради спасения отца, во-вторых, черпал всю информацию из открытых источников… Я отказался превращать коллег в своих агентов, никого не шантажировал, не склонял к предательству и измене. Да, формально я нарушал американские законы, но в высшем смысле я был безгрешен перед Америкой.
Они этого не понимали, не хотели понять. Для них я был всего лишь «вонючий араб», которому каким-то чудом удалось получить доступ к исследованиям в области ядерной физики. Они поражали меня своим невежеством. Я изумлялся, как они не понимали, что даже с этим допуском я при всем желании не мог бы передавать своим секреты создания атомной бомбы и ядерного оружия. Да, я трудился в лаборатории, где проводились эксперименты по высвобождению огромной энергии, но это имело мало отношения к созданию оружия массового поражения.
Им было на все это плевать. Я был для них арабом и шпионом, больше они ничего не хотели знать обо мне. Я был врагом, который заслуживал, чтобы с ним обращались соответственно.
Я вслепую пытался научиться ориентироваться во времени, измерял свой пульс, но когда меня начинали пытать, он резко менялся, а потом я все равно терял сознание и обрывал свой неверный счет. Мне кажется, они подмешивали в еду какие-то наркотические вещества, которые дезориентировали меня в пространстве и времени.