Не пропускались социально-политические программы. Очень любил передачи с Сорокиной, Парфеновым. Любил канал REN TV, которому доверял. И конечно, «Новости» по всем каналам. Говорили много о политике, политиках. Однажды сказал одному из гостей: «Когда-нибудь М. С. Горбачеву поставят золотой памятник».
А как он преображался, когда видел передачи из мира животных. Он буквально растапливался, наблюдая забавных, милых, очаровательных братьев наших меньших. Зная его безумную любовь к ним, я в свое время — пятнадцать лет назад — «родила» ему кисоньку Анфису, восхитительную белоснежную персиянку. Потом он часто вспоминал ее маленьким комочком, которая влезала на него спящего, доползала до макушки и, отдав последние свои крохотные силы, трогательно плюхнувшись, опускала хвостик и лапку ему на нос. До появления Анфисы я видела, как он целовал фотографию точно такой же киски, висящей у нас над кроватью, и в эти поцелуи вкладывалось столько нежности! Понятны были мои дальнейшие действия: птичий рынок, на ладони ложится трехнедельный белый комок… дом… квартира… звонок… Дверь открывается, и я протягиваю ладони с этим чудом. Лёня почти теряет сознание от сильного волнения и восторга. Удивительно, все годы кормила ее я, играла с ней я, но любила она, по-моему, больше Лёню — повод для решения главного житейского вопроса: за что любят?.. На этот вопрос Фисонька мне не ответила.
Многие программы были поводом для бесконечных разговоров, иногда споров, я не всегда разделяла его точку зрения по тому или иному вопросу, но в общем интересы наши совпадали.
Забыла сказать о КВН — это отдельная история. К нему Лёня готовился чуть ли не за неделю. «Нюська, в воскресенье КВН! — радостно сообщал он, — будут команды…» и назывались команды. Я обязательно должна была разделить с ним радость по этому поводу, иначе у него портилось настроение.
Иногда мне казалась наша жизнь нереальной: изо дня в день, с утра до вечера, глаза в глаза, и не уходило ощущение радости, новизны, тепла.
— Нюся! — кричит Лёня из комнаты.
— Слушаю Вас! — уже кричу я из кухни.
— Ты меня любишь?
— Да!
— А как?
— Вот так!
В мойку бросаются ножи, вилки, быстро моются руки, и я несусь в комнату, чтобы, обнявшись, продемонстрировать это «вот так».
— Нюсенька, ты меня любишь?
— Очень.
— А за что?
Долгий перечень — «за что». «Ты — мой воздух, без которого я не смогу жить. Ты — моя гордость…» Довольный, Лёня продолжает смотреть что-то по телевизору. Это его, наверное, забавляло. Но иногда за этими шутливыми вопросами я улавливала что-то, что заставляло меня отвечать серьезно. В запасе (у него) была и другая забава, в которую играли еще в Театре на Таганке он и Хмельницкий.