— Надо научиться петь по нотам, и выучить английский, — говорит Юля, когда телефонный разговор, наконец, завершен. — Тогда ему легче будет мне помочь…
Хочется спросить про «него» но вместо этого я советую:
— Почему бы тебе не поступить, например, в Гнесинку? Выучишь и ноты, и язык.
Юля недовольно морщит носик:
— Там придется учиться пять лет — закончу в двадцать шесть. У меня нет на это времени.
«А сидеть сутками в „Одноклассниках“ и болтаться по ресторанам, ночным клубам и караоке — время есть?» — думаю.
— Ну, что — в кино или сразу ко мне? — спрашиваю провокационно.
— Я договорилась с Леной. Она заедет в гости… — элегантно вздергивает тонкую загорелую ручонку, пытливо глядит на золотые часики. — Через полтора часа.
— А потом что?
— Не знаю.
— То есть мы не увидимся ночью?
Неопределенно поводит плечами:
— Не знаю. Мы созвонимся.
Значит, не увидимся. Ну, что ж, хорошо, что я об этом узнал сейчас, а не на рассвете. Конечно, можно проявить решимость — взять на руки, унести… Можно даже на край света. Но зачем? Они все так мечтают на край света в крепких мужских руках, не замечая, что сами все разрушают — в первое же утро, в первый же совместный поход в магазин или ресторан. Хотят романтики, но считают, все время считают… Странно, что вместо крестиков и магендовидов еще не носят на груди маленькие золотые калькуляторы. Им только кажется, что они верят в бога. На самом деле они верят в цифры, отражающие состояние твоего банковского счета. Чем больше ты на них истратил, тем они счастливее. Если сегодня истратил меньше, чем вчера — хмурят лобики и вместо секса жалуются на мигрень. Если завтра меньше чем сегодня — на голом месте закатывают скандалы под предлогом ПМС. Если послезавтра еще меньше, тебе уже подыскивается замена. Не понимают, что снова и снова позволяя за себя платить, сами превращаются в товар. А мы пашем, пашем, пашем с утра до ночи чтобы, однажды найти свою, единственную и неповторимую, и кинуть к ее ногам весь мир. Проходят годы, и уже вроде появилась такая возможность. Ну, пусть не весь мир кинуть, пусть какую-то его часть. Да, только кидать-то некому — вокруг один товар! А кидать этот прекрасный мир под ноги товару, пусть даже чертовски привлекательному, как-то рука не поднимается. И язык не поворачивается читать товару стихи, и петь ночные серенады. Потому что он — ВЕЩЬ. Кстати, странно было бы мечтать умереть в один день с ВЕЩЬЮ, как бы она тебя ни развлекала, ни мурлыкала и хорошо ни пахла. А потом кто-то удивляется, куда подевались мужчины-романтики!
— Тогда поеду по клубам, — лениво отвечаю, стараясь повторить Юлину манеру говорить.