— Сереж, расскажи, как ты один раз оказался в квартире девушки, у которой неожиданно из командировки муж вернулся, — просит Настя, обращаясь к администратору, как будто прочитав мои мысли. — Представляешь, Леш, ему пришлось притвориться телефонным мастером…
Вначале первого ресторан закрывают. На улице у входа пара старушек-дачниц торгует трогательными синими букетиками лобелий и голубых маргариток. Покупаю Ире и Насте по букетику.
— Холодно, — замечает Настя. Она в короткой маечке и дрожит. С запозданием соображаю — надо было взять из дома джинсовую куртку или свитер. Улыбаюсь, вспомнив цитату из фильма, что смотрел накануне: «Тебе о женщинах надо знать только одно — у них всегда не та температура. Так уж они устроены — большую часть времени они либо слишком холодные, либо слишком горячие. В основном, слишком холодные. Всегда носи с собой свитер или куртку, на случай, если у них забарахлит термостат.
— А еще что надо о них знать?
— Это все. Если у тебя есть, чем их укрыть, больше о женщинах знать ничего не надо».[3]
— В ночном клубе согреемся, — смеется Ира. — Завтра же выходной, не забыли? С какого клуба начнем?
Обнимаю Настю.
— Что ты делаешь? — спрашивает удивленно.
— Пытаюсь тебя согреть.
Не знает, куда деть руки. Обнимаю себя ее руками и думаю: «Как часто приходится вот так — класть чьи-то руки себе на плечи. Возможно, надо лишь подождать, и тебя и так обнимут. А вдруг нет? И торопишься, вечно торопишься, пока снова не остался один…»
— Так, ты едешь с нами, Леш? — спрашивает Ира.
— Нет.
— Почему?
— Не хочется в толпу.
— Там и не будет толпы, — шепчет Настя. — А если будет, мы тебя спасем.
Она говорит «мы», но мне хочется, чтобы она сказала «я». В темноте, в чужом городе, посредине холодной пустой улицы, после нескольких рюмок водки, ее глаза меня гипнотизируют.
— Хочешь, поехали со мной? — предлагаю вполголоса, чувствуя каждой клеткой теплоту ее хрупкой фигурки. Знаю, что тороплюсь, бегу впереди паровоза… Знаю, что короткого пути к счастью не бывает. И вообще коротких путей нет! Все короткие пути — это самообман, бесконечные удушливые пробки! Но не торопиться и не пытаться срезать углы у меня уже не получается…
Немного отстраняется, заглядывает в глаза:
— Ты сейчас шутишь?
— Разве я похож на человека, который может этим шутить?
— Похож…
Вспоминаю, как пару дней назад во время репетиции «бандит» с татуированными до плеч руками бил Глазкова по голове рукояткой пистолета и не рассчитал. Паша едва устоял на ногах, согнулся в три погибели, обеими руками схватился за голову. Мы бросились к нему. Сквозь волосы на макушке сочилась кровь, текла по пальцам, капала в траву… Рану тут же залили перекисью водорода, вызвали скорую, отправили Пашу в больницу. Оттуда вскоре позвонили — рана не глубокая, сотрясения и перелома нет. Хирург поставил скобку, сделал укол. Пашу отвезли домой отдыхать, а сцену досняли с дублером… В тот день я старался не думать о Пашиной травме, но не думать не мог. Может, в веселых «мыльных» сериалах и фильмах про любовь все по-другому, а в странных кровавых историях, где обычно снимаюсь я, какое-то постоянное жертвоприношение. Никогда не знаешь, чем закончится очередной съемочный день, щедрый на драки и убийства. Эта вымышленная реальность лезет в мою жизнь, я принимаю ее правила игры и начинаю торопиться… Нет, я пока не собираюсь писать завещание и все такое… Но там, где можно сэкономить время и срезать угол, я пытаюсь срезать… То, что по-хорошему стоило бы отложить до завтра, я стараюсь получить сегодня! На всякий случай я тороплюсь…