— Две.
Проводит пальчиком по шрамам у меня на руке.
— Это тебя на съемках?
— Нет.
— Почему-то я так и думала.
— Надо же, люди и не догадываются, насколько трудно быть актером, — вспоминает еще через какое-то время.
Я потный и тяжело дышу.
— Да, ужасно тяжело. Особенно, если встречаешься с двадцатилетними…
— Нет, правда! Они думают, быть актером просто! Типа, ходи по презентациям и премьерам, пей шампанское, купайся в славе! А когда актеры умирают молодыми, все недоумевают, почему.
За окном светлеет.
— Я решила — останусь у тебя, — говорит решительно, словно в знаменателе «теперь я с тобой, и я тебе спасу!»
— В смысле жить? — осторожно уточняю.
— Нет, я имела в виду сегодня до утра. Но, если ты захочешь, то могу и дольше.
— Даже не знаю, что сказать. Уже и так почти утро. А вообще…
Она привстает на локте и делает такую грустную мордочку, что любой другой на моем месте разрыдался бы.
— Что-то я не поняла, ты хочешь, чтобы я прямо сейчас уехала?
— Нет, конечно! …Но вообще, да…
— Я обижусь, — выдавливает и отворачивается к окну.
— Не обижайся! Просто, когда работаю, то сплю один, — поспешно объясняю. — Не высыпаюсь.
Хочется обнять ее, приласкать, как котенка. Но понимаю — тогда точно придется оставить у себя.
— Жаль, — говорю вместо этого очень спокойным, почти холодным голосом. — Тогда мы больше не увидимся. У меня такая работа — надо высыпаться. И много времени проводить в одиночестве. Я очень хочу с тобой общаться. Мы можем встречаться, устраивать превосходные вечера. Но ты будешь уезжать. Если ты не согласна…
— Согласна.
— Я не обижусь…
— Да, говорю же, согласна!
Повернулась, обняла, стала целовать… Господи, сколько же у нее не было секса? Или это для нее норма?
Бережно отстраняюсь, встаю, шлепаю к плите. Завариваю манную кашу.
— Ты проголодался? — кричит, слыша, как звеню кастрюлями. — Давай, я приготовлю?
— Нет, язва немножко беспокоит…
— У тебя еще и язва! — произносит таким тоном, словно по-другому и быть не могло.
Сидим, голые, на кухне. Ем кашу, а она смотрит и улыбается. Небо за окном на глазах светлеет.
По телефону вызываю такси. Стоит, одетая, в прихожей, протягивает руки.
— Ну, иди ко мне, герой, давай прощаться!
Мне вдруг так снова хочется, что не могу сдерживаться — срываю с нее одежду… Она садится на корточки, делает все очень нежно. Но я понимаю — быстро не получится. Трудно сделать за две минуты то, что надо делать часами…
…В одиннадцать разбудил домофон. Привезли воду.
Удивительно, спал так мало и выпил так много, да еще делал и то и другое с сигарой в зубах, а чувствую себя, как младенец! «Может, многие младенцы так и рождаются — с маленькими бутылочками вина и крохотными сигарками в беззубых пастенках? — фантазирую весело. — Может, за это и хлопают по попке, едва перерезав пуповину?»