— Ты — Великий Посвященный. Ты волен поступать по своему разумению. Наставник станет сопровождать тебя.
— Мне хотелось бы самому во всем разобраться. Самому вникнуть во все, меня интересующее.
— Он не станет тебе в этом мешать. Только поможет.
Категоричность тона убедила Иисуса в бесполезности дальнейшего разговора, и он вынужденно подчинился.
— Хорошо. Пусть будет так.
А что хорошего? Уже в конце первого знакомства со священным городом, во время которого Иисус общался со многими жителями и даже посетил один убогий домишко (жрец, как определил Иисус, лишь усилием воли заставил себя переступить порог покосившейся и трухлявой от ветхости хижины) — так вот, когда они подходили к воротам Храма, жрец упрекнул Иисуса:
— Ты подверг меня великому греху, от которого придется очищаться воздержанием и искупительными молитвами несколько дней.
— В чем моя провинность?
— Ты посетил дом шудры, и я вынужден был последовать за тобой, чтобы слышать твой разговор с ним.
Иисус разгневался за соглядатайство, но сдержал себя и с деланой наивностью спросил жреца:
— Разве посещением дома и беседой с его хозяином я допустил недостойность? Или нарушил какое-либо свое слово?
— Разговор у тебя об этом будет с брихаспати, — тоже с деланым смирением ответил наставник. — Поступки Великого Посвященного подсудны лишь Великому Посвященному более высокой степени. Вы определите истину в обоюдной беседе.
Она действительно не замедлила состояться. Вроде бы началась и закончилась задушевно, но у Иисуса от нее остался горький осадок.
— С благословения Всевышнего боги поделили людей на сословия, или варны. Еще их называют кастами. Одни, брахманы, несут людям слово, освещенное богами. Слово брахманов — священно. Вторые, кшатрии, оберегают силой меча народ от врагов. Еще они проводят в жизнь волю правителей и следят, чтобы люди не пренебрегали словом жрецов. Третьи, вайшьи, торговцы, ростовщики, пахари, скотоводы, ремесленники. А вот четвертые, шудры, безропотно служат всем кастам. Они — неприкасаемые. Им можно только повелевать, но не беседовать с ними, а тем более пожимать руку, как сделал это ты.
Что-то совершенно новое. Ему об этом даже жрецы-джайнаиты не говорили, хотя речь о кастах с ним вели. Он видел, с каким почтением встречают жрецов сельчане и как они внимательны к их словам, но воспринимал это как должное уважение к несущим Божье слово, и он не мог даже подумать, что селянин никогда не сможет стать жрецом, будь он даже семи пядей во лбу, ибо жрец от рождения — жрец, а пахарь, тоже от рождения, — пахарь. И до самой смерти. Даже в ратники его никогда не примут. А шудрам никто никогда не подаст руки.