Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших (Авторов) - страница 43

Потом в Сталинграде началась зима, выпал снег. Тогда мы сгруппировались и немножко дальше передвинулись. Передвинулись или туда, или сюда (показывает), в какую сторону, я точно не могу сказать, знаю только, что в другое место. И там палатки установили, в них мы и разместились. Принесли стол, медикаменты — это было все наше богатство. Но нужно было за лекарствами ходить, потому что через некоторое время у нас эти медикаменты закончились. А ведь это было опасно: там били, сям били немцы. А мы знали, где в подвале одного дома были у нас медикаменты, их туда загружали. И вот нужно было под домами перебежать за ними под обстрелом немцев. В тебя стреляли, было страшно. Но в сам подвал идти было нельзя: там стреляли, и тебя бы сразу же бы убили. И поэтому влезали в окно. Но хоть это окно было на первом этаже, влезть мне было трудно. Нужно было для этого хоть скамейку достать. А где мне ее было достать? Так выручали раненые, которые подставляли свои спины. Вот два солдата один на одного становились, я становилась на спину последнего и влезала в окно. Они меня впихивали туда в окно. И я сколько могла, этих ящиков вытаскивала, скидывала. А солдаты, бедные, все терпели до последнего, потом складывали ящики. И так я сколько могла, столько ящиков и выносила. Но вообще размещали раненых не только в палатках. Там, в палатках, мы людям оказывали только первую медицинскую помощь. Наша задача была в основном только одна: помочь нашим раненым непосредственно на передовой. Вот мы это и делали.

Был один случай, когда я чуть было не погибла по неосторожности, и я его до сих пор хорошо помню. Ну, ситуация на Волге сами, наверное, знаете, какая у нас тогда была… Я пошла за ранеными. Надо хотя бы немного представить, как я тогда выглядела. На фронте мне дали штаны-галифе, дали гимнастерку, дали портянки, дали сапоги. Но сапоги мне дали самого маленького размера — 42-го, и из-за этого ноги из них прямо так и лезли, как говорят. Штаны были такими большущими. Так их, бывало, вожмешь, пуговицы застегнешь, ремнем затянешь и получалась такая большая шишка на животе. Вот такие мы были девушки-красавицы. На нас страшно было посмотреть. Косы сначала были. Но потом завелись вши от этого. И как нам было с этим бороться? Ведь мы не могли ни помыться, ни побриться, сам понимаешь. Делали так: разжигали костер и над этим костром встряхивали вшей как бы.

Ну а случай был, значит, такой. На машине мы поехали за ранеными. Дороги были все плохие. Я в такой большущей шинели ехала. Ну и заодно я тогда пенициллин раненым с шофером повезла. У нас тогда пенициллин только-только появился, и это, хочу сказать, было очень хорошее средство для раненых. Это был такой порошок. Как только мы этим порошком раны солдатам посыпали, они быстро заживали, и у них из-за этого все шло хорошо. Меня на всякий случай тогда взяли, потому что знали, что я хорошо по-немецки говорю, и если где какой немец оказался бы — я была на подхвате. Приезжаем мы на место, ходим по полю — кругом слышны крики и стоны раненых. Шофер мне говорит: «Подожди, сейчас мы сгрузим ящики с лекарством и заберем этих больных». Ну мы сгрузили ящики, и я пошла за ранеными. Уже в темноте я пошла к раненым. К одному подошла и сказала: «Сейчас мы тебя заберем!» Ко второму подошла, тоже это же самое сказала. А была полная тьма, ничего было не видать. Я подошла к еще одному раненому. А нам, когда нас до этого полгода обучали медицине, показывали, как нужно правильно обращаться с ранеными: подползаешь, становишься на коленки, начинаешь его цапать по телу, показывать и спрашивать, где у тебя там и что болит, это чтобы знать, где что нужно перевязывать, а потом перевязываешь его. В темноте я подползла к одному раненому, стала его трогать и спрашивать: где у тебя там и что? И вдруг тот как закричит по-немецки: «Рауш швайне райс!» Я аж присела на колени от этого. «То би швайн! — кричит он. — Рауф!» Я знала немецкий язык, поняла, что этот немец сказал, и очень испугалась. Представьте себе, мне было 20 лет, я была почти что девочка, хотя и взрослая. Я оторопела, мне было очень страшно. Но я встала и пошла. От страха я запуталась и не знала, куда мне и идти. Вдруг этот немец вытягивает пистолет, я поворачиваюсь, и он стреляет в мою сторону. Пуля пролетела у меня над головой, сбила мне шапку, и я упала от страха. Сколько я так пролежала, не помню. А меня в машине уже ждали. Но потом шофер, который ждал меня с солдатами, услышал звук выстрела, сказал: «Я слышал где-то выстрел! Значит, что-то случилось». Они пришли на выстрел, нашли меня в поле и забрали. А тогда я и не заметила, что это лежал не русский, а немец. В темноте-то ничего было не видно! А ведь я, дурочка, хотела наклониться и собиралась ноги ему перевязать. И так от того выстрела в 20 лет стала глухая, с тех пор плохо слышу.