– Нужно. Спокойная жизнь в Арпине.
К нам подошел Квинт и проговорил озабоченным тоном:
– Помпей должен отступить, иначе он подвергнется унижению.
– Он уже подвергся унижению, – едко парировал Цицерон, – а вместе с ним и мы. Солдаты! – с отвращением добавил он. – Что я тебе говорил? Я бы, например, не решился отдавать им приказы на поле битвы, почему же они считают, что разбираются в политике лучше меня?
Поднявшись по склону холма, мы дошли до дома Помпея и гурьбой ввалились внутрь, оставив молчаливую толпу за порогом. После того, первого совещания я теперь неизменно присутствовал на встречах «семерки» и стенографировал все, что на них говорилось. Вот и теперь, когда я пристроился в углу со своими восковыми дощечками, никто даже не посмотрел в мою сторону.
Сенаторы расселись за большим столом, во главе которого сел Помпей. Его обычной самоуверенности как не бывало. Сгорбившись в похожем на трон кресле, он напоминал большого зверя, пойманного и посаженного в клетку пигмеями, которых до этого он даже не воспринимал всерьез. Он преисполнился пораженческими настроениями и твердил, что все кончено, что сенаторы не допустят его назначения на пост главнокомандующего и что он может надеяться только на поддержку уличного отребья. Подкупленные Крассом трибуны в любом случае заблокируют законопроект, а ему, Помпею, остается выбор между смертью и изгнанием.
Цезарь придерживался противоположного мнения и считал, что выбирать между такими крайностями вовсе не обязательно. Помпей, говорил он, по-прежнему остается самой популярной личностью в Республике и должен немедленно начать вербовку рекрутов для своего войска, основу которого составят ветераны его прежних легионов. Когда он соберет сильное войско, Сенат неизбежно капитулирует. Это – как игра в кости: если ты проиграл, то не отчаивайся, а удвой ставку и бросай снова. Плевать на аристократов! В случае надобности Помпей сможет получить власть с помощью народа и армии.
Я видел, что Цицерон приготовился говорить, и был уверен, что он не одобряет ни упаднических настроений Помпея, ни экстремизма Цезаря. Но управлять десятью слушателями – не менее сложная наука, чем манипулировать толпой из сотен людей. Цицерон дождался, пока выскажутся все присутствующие, и только после этого взял слово.
– Как тебе известно, Помпей, – начал он, – я с самого начала отнесся к этому плану с некоторым опасением. Однако после сегодняшней катастрофы в Сенате мое мнение коренным образом изменилось. Теперь мы просто обязаны победить – чтобы спасти тебя, Рим, а также честь и авторитет тех людей, которые тебя поддержали, то есть нас. О том, чтобы сложить оружие, не может быть и речи. На поле брани ты всегда был львом, и ты не можешь превратиться в мышь, оказавшись в Риме.