— И что же дальше?
— Мы приехали двадцать первого, во вторник. Однако он не появился.
— Он был здесь, в Будапеште, приехал двадцать второго вечером. Двадцать третьего утром ушел из гостиницы. Где вы должны были встретиться?
— В Уйпеште. У Ари.
— Так, значит, он приехал туда двадцать третьего утром?
— Да я же вам говорю, что нет! Он вообще не появился. Мы его ждали, но он не пришел. Потом мы позвонили в гостиницу, но там его тоже не было.
— Кто именно звонил?
— Я, Тео и Ари. По очереди.
— Вы звонили из Уйпешта?
— Нет, из разных мест. Говорю вам, он вообще не появился. Мы торчали там и ждали его.
— Значит, вы утверждаете, что не встречались с ним, когда он был в Будапеште последний раз.
— Да.
— Предположим, я вам верю. Вы не встретились с Матссоном. Но это не означает, что с ним не могли встретиться Фрёбе или фрейлейн Бок. Верно?
— Нет, я знаю, что они его не видели.
— Откуда вам это известно?
Видно было, что Радебергер начинает приходить в отчаяние. Он сильно потел. В кабинете было жарко.
— Послушайте, — сказал он, — я не знаю, что об этом думаете вы, но тот, другой, кто меня допрашивал, очевидно, полагает, что мы убрали Матссона. Но вы сами подумайте, зачем нам нужно было это делать? Ведь мы с его помощью зарабатывали деньги, причем большие деньги.
— Вы давали деньги также фрейлейн Бок?
— Конечно. Она помогала нам и получала свою долю. Достаточно для того, чтобы она могла не работать.
Мартин Бек внимательно смотрел на него. Наконец спросил:
— Вы убили его?
— Нет, ведь я же вам говорю! Неужели вы думаете, что мы хотели остаться торчать здесь с целым складом товара, если бы убрали его?
Он весь напрягся, голос у него начал срываться.
— Вы недолюбливали Альфа Матссона?
У него забегали глаза.
— Вы должны отвечать, когда я вас о чем-то спрашиваю, — с серьезным видом сказал Мартин Бек.
— Да, конечно.
— По-моему, фрейлейн Бок на допросе заявила, что и вы, и Фрёбе недолюбливали Матссона.
— Он становился неприятным, когда напивался… Он… он презирал нас за то, что мы немцы.
Он устремил умоляющий взгляд на Мартина Бека и сказал:
— Но ведь это несправедливо.
Минуту было тихо. Это не нравилось Тетцу Радебергеру. Он вертелся, поворачивался в разные стороны и нервно заламывал пальцы.
— Мы никого не убили, — сказал он. — Мы совсем не такие.
— Ночью вы пытались убить меня.
— Это было совсем другое.
Он сказал это так тихо, что его едва было слышно.
— Как вас понимать?
— Это была наша единственная надежда.
— На что? На виселицу? Или на пожизненное заключение?
Немец затравленно посмотрел на него.
— Оно так или иначе, очевидно, ждет вас, — спокойно сказал Мартин Бек. — Вы уже когда-нибудь сидели?