– Тем, что ты делаешь для нас, ты заслужил мою вечную благодарность, и я буду защищать тебя, где бы ты ни оказался, – пообещал Эцио. Он сделал заметку в памяти, чтобы послать пару рекрутов, как только они закончат подготовку, внимательно следить за Леонардо и регулярно о нём докладывать.
– Как мы будем связываться?
– Я хотел предложить – вот так, – сказал Леонардо, взял кусок мела и начертил на столе перед ними руку с вытянутым указательным пальцем.
– Великолепно, – одобрил Эцио.
– Спасибо, это просто эскиз картины, которую я задумал – святой Иоанн Креститель. Я нарисую где-нибудь этот знак. Садись туда, куда он указывает.
Эцио подчинился.
– Вот так, – подытожил Леонардо. – Скажи своим людям, пусть держат глаза открытыми. Если они увидят один из таких знаков – для других он будет выглядеть просто как обычный рисунок – пусть дадут тебе знать. Приходи на это место. Так мы и встретимся.
– Отлично, – ещё раз одобрил Эцио.
– Не волнуйся, я постараюсь убедиться, что тебя предупредили. На тот случай, если ты отправишься на какое-нибудь задание или еще куда.
– Спасибо.
Леонардо встал.
– Мне пора. Иначе меня раскроют. Но сперва…
– Сперва что?
Леонардо усмехнулся и подкинул в руке мешочек с деньгами.
– Сперва я пройдусь по лавкам!
Эцио покинул убежище вскоре после ухода Леонардо, чтобы продолжить вербовку и занять себя хоть чем-нибудь. Он с нетерпением ждал момента, когда получит новое оружие из Кодекса.
Когда, уже на закате, Эцио вернулся, чтобы встретиться со своими союзниками, он обнаружил, что Макиавелли его опередил. Катерина сидела рядом с ним в кресле, ноги её были укрыты пледом. Макиавелли как обычно не стал церемониться.
– Где ты был? – Спросил он.
Эцио его тон не понравился.
– У каждого из нас свои секреты, – ответил он, стараясь сохранять спокойствие. – Могу ли я поинтересоваться, чем занимался ты?
Макиавелли улыбнулся.
– Я улучшил нашу голубиную почту. Теперь мы можем использовать голубей, чтобы отправлять сообщения рекрутам по всему городу.
– Отлично. Спасибо, Никколо.
Они посмотрели друг на друга. Макиавелли был почти на десять лет моложе Эцио, в его глазах (и в этом не приходилось сомневаться) всё ещё можно было заметить стремление к независимости и амбициозность. Он возмущен, что лидером стал Эцио? Надеялся, что выбор падет на него самого? Эцио отогнал эти мысли прочь: нет, конечно. Макиавелли был скорее теоретиком, дипломатом, политиком. Он мог не сомневаться в его полезности – и в его преданности – Братству. Если бы только Эцио мог окончательно убедить в этом Ла Вольпе.