Он встряхнул головой, отгоняя эти мысли. Времени ещё достаточно, он сможет придумать, что противопоставить угрозе, исходившей от Яблока.
– Ты не должен уезжать прямо сейчас. Рим находится далеко на юге. Ты не можешь переждать день-два? – спросила Клаудия.
– Борджиа отдыхать не будут. И они несут в себе злые намерения тамплиеров, – сухо возразил Эцио. – Никто из нас не сможет спать спокойно, пока они не будут сокрушены.
– А что если этот день никогда не наступит?
– Мы никогда не должны прекращать бороться. В тот момент, когда мы сделаем это, мы проиграем.
– Верно, – плечи сестры поникли, но она снова расправила их. – Мы никогда не прекратим бороться, – твердо произнесла она.
– И будем драться до смерти, – кивнул Эцио.
– До смерти.
– Берегите себя.
– Ты тоже.
Эцио наклонился в седле, чтобы поцеловать мать и сестру, а потом развернул коня и поехал на юг. Его голова и раненое плечо разрывались от боли и напряжения, в котором он находился во время битвы. Но сильнее тела болели сердце и душа, горюя о смерти Марио и пленении Катерины. Он вздрогнул при мысли, что сейчас она находится в руках семьи Борджиа – он слишком хорошо знал, что может её там ждать. Но Эцио так же знал, что если и есть человек, которого никогда не удастся сломить, то это Катерина. Он объехал стороной войско Борджиа. Сердце подсказало ему, что теперь, когда главная цель – уничтожение оплота ассасинов – была достигнута, Чезаре направится домой.
Но важнее всего было вскрыть нарыв, заразивший Италию, пока нарыв этот не распространился по всему телу земли.
Он ударил коня коленями и поскакал по пыльной дороге на юг.
Голова кружилась от истощения, но Эцио приказал себе бодрствовать. Он поклялся не отдыхать, пока не доберется до измученной столицы своей осажденной страны. Но прежде чем он сможет поспать, предстояло проехать ещё много миль.
Как глупо он поступил… Скакать так долго и так далеко, раненым… Он останавливался лишь для того, чтобы дать отдохнуть коню. И раньше, чем конь мог бы нормально это сделать, пускался в путь, стегая бедное животное. Почтовые лошади были бы более разумным выбором, но Чемпион оставался его последним напоминанием о Марио.
И… где он теперь? Он вспомнил грязные полуразрушенные окраины Рима, за которыми поднималась некогда величественная желтая арка, давным-давно бывшая вратами, ведущими за стены когда-то великолепного города.
Первым побуждением ассасина было вернуться к Макиавелли, который был прав, обидевшись на него за то, что Эцио не убедился в смерти Родриго Борджиа, Испанца.