Ирэн скрутила намокший платок, растянула его в руках. Она страстно желала высказаться. Теперь, когда первые слова были сказаны, неизбежно полились остальные. Она искала оправдания своих действий, защищала их и все же винила себя. Ее руки продолжали беспрестанно скатывать и расправлять платок.
Начав свой рассказ, Ирэн аккуратно изложила факты, словно они были обдуманы и обговорены много раз. Мора подметила это, и такое открытие огорчило ее. Она видела, как Ирэн разыгрывала в уме эту часть своей защиты с того времени, как вышла замуж за Джонни, облекая ее в слова про себя из боязни и предчувствия того момента, когда ему придется выслушивать их.
— Большую часть жизни, какую могу припомнить, я прожила в городе Мортон, штат Джорджия. Я думаю, что жила там лет с пяти после того, как мои родители погибли от несчастного случая на улице Нью-Йорка. Мой дедушка жил в дощатом доме, в трех кварталах от негритянской средней школы, где работал учителем. Он был полукровкой — сыном негритянки и белого, его отец выехал из Ирландии во время голода, вызванного неурожаем картофеля. Родители деда трудились достаточно усердно… Но все, чего они добились, это несколько акров, которые давали низкосортный хлопок. А на этом далеко не уедешь. Дедушка был человеком неглупым… Полагаю, что он был довольно хорошим учителем. Но он был цветным и бедным, а для таких людей шансы невелики. Я помню, каким добрым он был ко мне — невероятно добрым. Из-за того, что моя мать вышла за белого, он понимал, как круто для меня может обернуться жизнь. Он был простым человеком, мой дедушка, но всегда казался мне прекрасным. Я помню это так хорошо, — сказала она. — Когда я подросла, то пошла в школу, где он преподавал. Я играла там с детьми его сына. Дядя Генри женился на чистокровной негритянке, и его дети были такими чернокожими, словно в их жилах не было ни капли крови белого человека. Я видела различие, конечно, но для меня тогда это не казалось важным. У дедушки были честолюбивые мечты в отношении меня, хотя и скромные. Он хотел, чтобы я пошла в колледж. Я думаю, ему хотелось, чтобы я стала учительницей, потому что он полагал, что преподавание — хорошее дело. Предполагалось, что я преуспею во всем, чего не смог добиться он сам. Но мне было страшно. И когда я кончила среднюю школу, то пошла работать в книжный магазин в Мортоне. Он болел примерно с год до того, как я кончила школу, и около года после. Его почти непрерывно мучили боли от опухоли в груди. После его смерти я прожила около трех месяцев в семье дяди Генри. Но мы не очень-то подходили друг другу. Пока дедушка был жив, я не уезжала из Мортона, потому что мы любили друг друга — старик и ребенок. Но когда он умер, меня больше ничто там не удерживало. Кто-то сказал мне однажды, что я могла бы быть моделью. Поэтому я поехала в Нью-Йорк.