В землянке действительно было жарко натоплено, ординарец комбата, Гуткин, стоя у небольшого стола, разливал по стаканам горячий, парящий чай. Вошедший ранее Валентинов уже наворачивал кашу из котелка, успевая левой рукой перелистывать какие-то бумаги. Петр протиснулся мимо телефониста к столу, присел, опустил ложку в котелок и с наслаждением заглотил несколько ложек горячей каши. Заморив первый голод, он спросил начштаба:
– Из полка звонили?
– Звонили. К вечеру обещали подкинуть боеприпасы и пополнение.
– Про высоту не спрашивали?
– Нет. Думаете, заставят брать?
– Могут.
– Да ну. Там уже и дзоты строят, а у нас девяносто шесть человек на довольствии. – Названная цифра не была откровением для Петра, но неожиданно заставила вспомнить, что всего две недели назад у него было в три раза больше людей. И где они сейчас? Кто в санбате, а кто и в земле. Потери, потери. Казалось бы – легко и быстро продвигались вперед, а глядь, и две трети батальона выбыло. Не успел Ершов до конца пережить свои думы, как несколько разрывов грохнули неподалеку, заставив крошки земли посыпаться в щели потолка. Огонь в коптилке, освещавшей внутренности землянки, только начал дрожать, как взрывы повторились снова, дополнившись звуками ружейно-пулеметного огня. Петр бросил котелок, схватил лежавший рядом ППШ и выскочил вслед за Гуткиным в траншею. Тот еще осматривался, когда с высоты басовито заработал немецкий крупняк. Очереди прошли над траншеей куда-то в сторону рощи. Оглянувшись, Ершов увидел на окраине несколько поспешно скрывавшихся за деревьями легковых автомобилей. Но один из этой колонны так и остался стоять, постепенно разгораясь ярким, видимым даже при дневном свете пламенем.
– Кого еще черт принес? Гуткин, возьми двоих и срочно туда. Выясни, в чем дело, – отдав приказание, Ершов вернулся в землянку, где уже вовсю надрывался телефон. Разговор с комполка отнюдь не улучшил настроения, тот тоже ничего не знал и по уже устоявшейся привычке во всем обвинял комбата.
Через четверть часа в землянке появился Гуткин, сопровождающий незнакомого раненого генерала, в теплой бекеше, с обнаженной головой, по которой текла кровь. Недовольно оглядевшись, генерал жестом остановил пытавшегося доложить Ершова и, все еще распаленный после всего происшедшего, обрушился на комбата и свою свиту с руганью. Оказалось, по данным штаба дивизии, батальон уже продвинулся за высоту и эта дорога абсолютно безопасна. Вот и выехал член военного совета армии со свитой прямо под немецкий обстрел. А теперь, как компенсацию за пораненную голову, которую сейчас бинтовал фельдшер батальона, ограниченно годный к строевой очкарик Алексей Иванкин, требовал срочно и непременно взять эту проклятую высоту восемьдесят прямо на его глазах. Появившийся в это время майор Максимушкин возражать генералу не стал, лишь продублировал приказ и предложил генералу перебраться на наблюдательный пункт полка, уверяя, что оттуда атаку будет видно лучше.