Немного погодя появляются и наши пехотинцы. Они с удивлением рассматривают выскочивших из окопов и радостно размахивающих руками бойцов Ершова. Вместе с пехотинцами неторопливо двигается несколько КВ. Один из них останавливается прямо напротив лейтенанта, и из люка ловко выпрыгивает танкист.
– Лейтенант Ершов, – докладывает Петр.
– Майор Сидков, – представляется танкист, и Ершов, вытянувшись, отдает ему честь.
17 августа 1941 г. Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
Тов. Сталин
– До свидания, товарищ Василевский, – прощаюсь с начальником оперативного отделения Генштаба, выходящим из моего кабинета последним. Еще один день войны. Очередные донесения и очередные решения. До поштучного распределения танков еще не дошло, но пистолеты-пулеметы и вновь выпущенные противотанковые ружья приходится распределять лично. Немцы прут и прут вперед, практически безостановочно. Наши усилия остановить наступление пока приводят лишь к замедлению их продвижения.
Не улучшают настроения и новости о попаданцах. Если верить докладам армейцев, свою задачу они выполнить не смогли, а потери понесли такие, что бригада фактически перестала существовать. Лаврентий пока молчит. Подожду его доклада, мне кажется, что военные чего-то недоговаривают.
Легок на помине, товарищ Берия. Значит, долго проживет.
– Пусть заходит, товарищ Поскребышев.
Здороваемся, и я сразу перехожу на грузинский.
– Давай, Лаврентий, обрадуй товарища по партии, – стараюсь придать интонации голоса максимум иронии.
– Есть, товарищ Сталин. Вот доклад о действиях бригады имени Дзержинского.
– Оставишь бумаги, изучу позднее повнимательней. Доложи кратко суть.
– Получается, что бригада вместе со стрелковой дивизией Бирюзова сумели сдержать натиск целого танкового корпуса немцев. Кроме того, есть некоторые новости по делу «Припять». Сомнительные, но интересные.
– Не преувеличиваешь, Лаврентий? – улыбаюсь в усы. Приятно чувствовать себя умным и знать, что не ошибся в людях.
– Товарищ Сталин… – начинает оправдательным тоном Берия.
– Ладно, Лаврентий, не обижайся, шучу… Что еще?
– Получены результаты расследования деятельности командования Черноморского флота, – переходит на русский Лаврентий Павлович. Значит, накопали его люди что-то серьезное.
– Докладывайте, товарищ Берия, – тоже перехожу на русский. Настроение портится. Опять неприятные новости, черт побери. Берия докладывает, а у меня внутри постепенно нарастает гнев. Приходится справляться с ним всеми доступными способами. Обхожу стол, затем возвращаюсь и неторопливо набиваю трубку, обдумывая услышанное. Потерянные от торпед своей подводной лодки и на своих минах корабли, потопленная своими эсминцами подлодка, полное отсутствие взаимодействия между флотом и его собственной авиацией. Даже успех в отражении налетов немецкой авиации на Севастополь объясняется наличием единственного на флоте корабельного радара.