В понедельник после занятий мы посетили кладбище Пер-Лашез, находившееся совсем рядом с нашей школой. Честно говоря, я была против этой затеи: не понимала, какой смысл шататься по некрополям. Мы же не готы, в конце концов! Но Пер-Лашез оказалось совсем не готичным, а светлым и даже уютным. Оно походило на парк для прогулок, а не на могильник. Здесь не было ни привычных нам оградок, ни заслоняющих солнце мрачных деревьев. Зато повсюду стояли какие-то странные будки, похожие на кабины лифтов. Найдя в одном из них окошечко и заглянув внутрь, я увидела маленький затянутый паутиной алтарь, статую Богоматери, букет искусственных цветов и несколько ящичков с надписанными на них именами людей и датами их жизни. Это был семейный склеп! И, судя по указанным годам, довольно старый: несколько захоронений датировались еще XIX веком. Наверно, здесь лежат богатые буржуа, чинные и больше всего на свете ценившие благопристойность: он — во фраке и цилиндре, она — в кринолине и чепчике… А теперь по мощеным дорожкам вокруг их последнего пристанища бегают детишки, бродят зеваки, шагают группы туристов.
Туристы появлялись тут не случайно. Дело в том, что на Пер-Лашез покоилось много знаменитых людей. Специальный указатель их могил располагался у входа — и в этом указателе были не только французы! Карина сообщила, что ее парень поручил ей сфотографировать последний приют Джима Моррисона, и мы, найдя его на карте, отправились туда. Могила была видна издалека по скоплению вокруг нее фанатов. Неподалеку тоже толпились люди: там лежала Эдит Пиаф.
Во вторник мы продолжили загробную тему и пошли в катакомбы. Вот где было по-настоящему страшно! Марина рассказала, что парижские подземелья появились не просто так: это были бывшие карьеры, где добывался известняк, служивший строительным материалом для местных зданий. В определенный момент карьеры так разрослись, а Париж настолько расширился, что первые начали угрожать второму: говорят, что кое-где земля проваливалась, поглощая возведенные на ее поверхности дома. Примерно в это же время — а дело было в конце Маринкиного любимого XVIII века — возникла еще одна проблема: старинное кладбище Невинных, где хоронили уже на протяжении нескольких столетий, начало источать такое зловоние, что его из санитарных соображений пришлось срочно закрыть. Старинные могилы раскопали, кости продезинфицировали и на специальных траурных повозках перевезли в заранее же подготовленные карьеры. Так и появились катакомбы с оссуарием — складом костей.
Потащила нас в это место, конечно, тоже моя сестра. Наверно, ей было важно, что где-то здесь находятся останки жертв Варфоломеевской ночи