— Галка, привет. — Василий плюхнулся в кресло в стороне от стола. — Где Лера?
Крутов мысленно выругался: в глазах бывшей одноклассницы плясали черти, от любопытства даже нос вытянулся.
— Как интересно, — пропела Галка, напоминая ученого над микроскопом на пороге открытия, — как интересно. Зачем она тебе?
Крутову показалось — нет, Крутов был уверен, что между двумя рядами мелких хищных зубов мелькнул раздвоенный язык. Наплевав на опасность быть ужаленным, Василий огрызнулся:
— Не твое дело.
— Да пошел ты! — Галина потеряла интерес к визитеру и уткнулась в бумаги.
Крутов устало потер лицо:
— Галь, будь человеком. Лера беременна, и это мой ребенок. — Василий поднял глаза и увидел, как она меняется в лице.
В последовавшие несколько секунд Василий наблюдал, как расширялись зрачки Бочарниковой, наполняя глаза чернотой, а в глубине этой тьмы зарождался ужас.
Ужас выплеснулся из глаз Галины, разлился по лицу, и Крутов понял, что произошло что-то страшное.
— Галя, — заражаясь этим бесконечным ужасом, пробормотал он, — что, что случилось?
— Быстро в машину! — зло прищурилась Бочарникова и, опрокинув кресло, выскочила из-за стола, пронеслась через кабинет и оглянулась на мгновенно ослабевшего Крутова. — Ну!
«Фольксваген» на запредельной скорости до летел до городской клинической больницы, проскакивая светофоры и срезая дорогу по тротуарам. Все это время Галка шипела:
— Мужик ты или нет? Если это случится, я тебе этого не прощу. Я тебя изведу под корень. Ты никогда не сможешь забыть, никогда не сможешь быть счастливым и жить, будто ничего не случилось. Я тебе не позволю. Я с того света буду к тебе являться напоминанием, каким ты был идиотом, что не поговорил с Леркой!
Они уже неслись по территории больничного городка, распугивая больных и персонал, бредущий из отделения в отделение.
— Как же так? — бормотал шокированный известием Крутов. — Зачем?
— Зачем? А ты попробуй выноси до семи месяцев — и потеряй ребенка. А потом то же самое в пять месяцев.
— Но она же могла… — продолжал бормотать Василий.
— А ты? Ты не мог?
— Но как же так? — не понимал Василий. — Зачем думать сразу о худшем?
— А сам-то ты, орел комнатный, не такой?
Василий устыдился своих претензий:
— Да, наверное.
— Нам налево, — бросила Галина Владу.
…Большой холл с приемным покоем под лестницей, ведущей на второй этаж, настороженно молчал.
Оставив Крутова в холле, Галка понеслась наверх.
В солнечном свете, рассеченном густым оконным переплетом, лениво плавали пылинки. Василий огляделся, увидел скамьи слева и справа от входа, но заставить себя присесть не смог.