— И откуда ты только все знаешь? — Способность помощницы добывать сведения лежала в сфере деятельности ее отца, друга Крутова, но неизменно поражала Василия.
— Ответ неверный.
— Назначай встречу.
— Уже назначила. Завтра. Ресторан «Барбара», двадцать ноль-ноль, кабинет на двоих. Кречет будет ждать Ковалеву без пятнадцати восемь у подъезда. Вам я вызову такси.
* * *
Зловредная тетка с пустым ведром пере бежала дорогу умышленно — в этом Лера ни минуты не сомневалась. Лера даже хотела вернуться домой и посмотреться в зеркало, чтобы нейтрализовать действие пустого ведра на судьбу, но взглянула на часы и прибавила шагу — ей теперь опаздывать нельзя, она теперь рядовой сотрудник, а не жена главного.
Примета выстрелила, стоило переступить порог редакции.
Дворянинович предстал перед Лерой в белой двойке, как «в белом облаке из роз», правда один, и начал с места в карьер:
— Ты собираешься возвращаться?
Странный вопрос поставил в тупик. Как будто она вышла на минуточку к соседке и заболталась.
Губы онемели, Лера еле выговорила:
— По моим сведениям, место занято.
— Твое место никто и никогда не займет. — Произнося эту ложь, Казимир без стеснения рассматривал Валерию.
Поймав этот взгляд, Валерия смутилась и покраснела. И чтобы хоть как-то защититься от наглых зрачков, по-хозяйски беспрепятственно проникающих под футболку, отвернулась:
— Я была в суде и написала заявление о разводе. — Это скорее был анонс события: Лера только собиралась нести заявление, но это мало что меняло — других вариантов не существовало в ее сознании.
— Я не дам согласия, — заявил Дворянинович. Заявление ничего общего не имело с раскаянием.
— Твоего согласия закон не требует. Ведь у нас нет детей.
— Хочешь, усыновим, возьмем в доме малютки. — Похоже, Дворянинович основательно подготовился к разговору.
— Поздно, Казик, мы опоздали это сделать ровно на твою Чижевскую.
— Далась тебе эта Чижевская, — Казимир поморщился, как от боли, — у нее уже практика закончилась.
— Надеюсь, на ваших чувствах это не отразится. Так или иначе, мавр сделал свое дело, — закончила Лера.
— Клуша, я тебя умоляю, не драматизируй.
Лера дернулась, как от удара током, и больше не слышала, что говорил Казимир. В ушах гулко стучало сердце, пульсировала кровь: клуша, клуша. Неужели она так и останется навсегда в его памяти клушей? И в душу к Лере закралась крамольная мысль: Бочарникова права, надо проучить этого негодяя.
— Я проникся, прочувствовал, осознал, — донеслось до Леры, — что еще я должен сделать или пообещать?
— Казик, — Лера остановила на муже потемневший взгляд, — зачем я тебе?