Такого поворота Лера не ожидала. Это она-то сучье вымя и профура? Это она-то разбила сердце драгоценному Васеньке?
— Ну, этот-то быстро утешится, — с неожиданной злостью ответила Ковалева. Уроки Бочарниковой не пропали даром.
В ответ Крашенинников издал неопределенный звук и переменился в лице:
— Да что ты понимаешь в настоящей любви?
— Ой, господи, — скривилась Лера.
Борисович еще больше покраснел, а голос приобрел особую интонационную выразительность.
— Поверхностные вы существа, бабы, — поделился глубоко научным выводом Крашенинников и даже не подумал сделать исключение для присутствующих, — мелкие душонки.
— Это что-то новенькое, — имея в виду первую часть реплики, заметила Лера.
— Новенькое, говоришь? А разве не вы любите ушами? О чувствах на каждом перекрестке треплетесь, с соседками, с одноклассницами, с подругами, с коллегами подробности мусолите. Так и разбазариваете чувства. А мужик — он все в себе, как торфяник: горит на глубине — фиг потушишь.
— Да вы поэт, я смотрю, — фыркнула Лера.
— Молодая еще, — с осуждением заметил Борисович, вызвав у Леры бурю возмущения.
— Я вас умоляю! В глубине! Этот ваш страдалец напоказ уже, поди, забыл, из-за кого он здесь.
— Не смей, — рявкнул Борисович так, что Лера подпрыгнула, — не зная человека, судить о нем и его чувствах!
Незаметно для себя оба распалились. Борисович — потому что был горяч по своей природе, Лера — потому что ее опять сделали козлом отпущения. Ну сколько можно, на самом деле?
— И вообще, может, нет никакой профуры, и ваш друг вовсе не от женщины прячется, а от ответственности!
За эти несколько дней Лера о чем только не передумала.
Покоя не давало одно: почему Василий так легко отказался от нее? Мысль, которую она высказала вслух, поразила Леру. А что, если Крутов на самом деле испугался ответственности?
— Чушь собачья! Это любовь.
За столом становилось жарко, как на ток-шоу, разогретом подсадными утками — актерами.
— Отличный способ вернуть любовь — спрятаться в этой дыре.
— Бывают обстоятельства, — вывернулся Борисович.
Намек на обстоятельства Лера поняла по-своему: значит, Крутов разболтал Борисовичу про звонок анонима?
— Все эти обстоятельства — до первой смазливой мордашки. — Слезы душили Леру, чтобы не расплакаться, она почти кричала, соревнуясь с Крашенинниковым. — Насколько я знаю, на улицах полно утешительниц.
— Вот! — победно громыхнул Борисович. — Я о том и говорю: у любой шлюхи больше сердечности, чем у наших ломак-интеллигенток, которые цены себе не сложат.
И тут Ковалева, чтоб ей пропасть, выдала нечто такое, отчего потом долго не могла прийти в себя: