– Что там у тебя? – спросил Миша.
– Нога болит, – огрызнулся Женя.
Мишка дождался его и уже старался идти с ним вровень. Нож он не выпускал из руки, чем очень веселил Евгения. Оно и понятно. Соловьев сможет порезать его на ремни и на одной ноге. Пусть смеется. По крайней мере, с ножом в руке Миша чувствовал себя намного спокойнее. Лучше бы, конечно, «стечкин». Его смертоносный травмат лежал сейчас где-то в одной из комнат.
У Соловьева фонарик потух у первого. Миша напрягся. Ему не хотелось остаться в темноте с этим монстром, раненым зверем. Он заметил, что и его фонарь светит еле-еле. И, возможно, погаснет в ближайшее время.
«Надо держаться от ублюдка подальше», – подумал Мишка и замедлил шаг.
– Вот это правильный выбор.
Болдин вздрогнул.
«Неужели опять?»
– Боишься зашквариться? – Жорик стоял там, где еще несколько секунд назад шел Соловьев. – Или просто хочешь дослужить?
Михаил остановился, свет фонаря начал подрагивать, будто у него на каске стоит свеча и огонек колышется от сквозняка.
– Здесь так не получится. Здесь все по-другому. – Горидзе чистил ногти. Поэтому он говорил опустив голову. Помолчав, Жорик посмотрел на сослуживца и сказал: – Слушай, я все у тебя спросить хотел.
Мишка терял терпение, но страх перед «дедушкой» все еще был, и он молча ждал.
– Тебе было жалко Мирона? Когда я его…
– Да! – крикнул Болдин. – Да! Мне было жалко его! Я ненавидел вас всех тогда!
– Та-а-ак, – Жора удивленно поднял брови. – Ты сейчас меня приятно удивил. Давай-ка с этого места подробней.
Миша пожалел о своем эмоциональном всплеске, но назад пути уже не было. Горидзе был прав. Здесь отсидеться не получится.
– Я тогда о многом думал… В ту ночь. Я лежал и думал. Сначала я думал вернуться и забрать из комнаты отдыха Мирона. Да, зашквариться, и мне было плевать…
– Но ты так и не пошел, – сказал Горидзе и снова склонился над своими ногтями.
– Нет. Не пошел. Он пришел сам. Вот тогда-то я испугался. Сильно испугался. Я подумал, а вдруг он сейчас до меня дотронется.
– Зашкварит, – со знанием дела произнес Жорик.
– Да, зашкварит. И тогда я не смогу нормально дослужить.
– Это уж точно, – кивнул «дедушка». – Нормально мы б тебе не дали.
– Я спрятался под одеяло и переждал, когда он уйдет. И он ушел. Навсегда. Вот тогда я вас и возненавидел. Я хотел тебя убить. Нет, не за Мирона. Ему бы я уже не помог. Я хотел убить тебя за себя. За то, что я почувствовал себя…
– Пидором? – предположил Горидзе.
– Нехорошим человеком, – поправил его Болдин. – Я чувствовал себя нехорошим человеком. Со временем моя ненависть к тебе… Нет, не утихла. Я решил, что непременно убью тебя. Но ты все время ходил со своей свитой. Но я все-таки подловил тебя. Я подловил тебя в тот момент, когда уже решил, что ты, тварь, уйдешь от наказания. Мы с тобой оказались в сортире вдвоем. Ты даже не сопротивлялся. Ты же дристун, если бы не овцы вокруг тебя… Я задушил тебя твоим же ремнем, а потом подвесил к трубе.