Вздыхаю и бормочу сквозь шарф:
– На что они рассчитывали?
– Надеялись убежать… – Паренек привалился к ледяной стене рядом со мной. – Мы же еще в тренировочном центре, кто мог знать, что здесь периметр заминирован.
Я пожимаю плечами под курткой, а голос сквозь шарф звучит глухо, как чужой:
– Полудурки. Куда здесь бежать? Кругом снег и холод! Подохнут, и все…
– Если забраться еще выше, видно железную дорогу. – Он неопределенно указал перчаткой в сторону, противоположную Полигону.
– Ты тоже думал сбежать?
– Нет. Я останусь, пока не пойму, что здесь происходит…
Над нами уже кружат любопытные птицы, их все больше. Щелкают острыми клювами в надежде пообедать двумя мерзлыми тушами невиданных зверей – то есть нами.
– Слушай, – говорю. Мой голос звучит глухо, как чужой. Отмахиваюсь рукой от особенно наглой летучей твари. – Надо спускаться вниз, пока мы совсем не околели! Птицы нам скоро глаза повыклюют!
– Зачем? Нас и так скоро снимут отсюда. Видишь? – Он отвернул перчатку так, что стал виден опознавательный браслет на запястье, в котором мигает малюсенькая оранжевая точка. У меня тоже такой есть – браслеты нам выдали вместе с форменной одеждой и рассказали про всякие технические штучки, которыми они набиты, в пользу от них мне верится слабо. Но паренек говорит очень уверенно: – Идет сигнал тревоги, нас уже ищут. Правила запрещают проводить больше двух замен игроков, а две замены им придется сделать…
Бедный парень! Он точно как моя мать. Мамочка до сих пор верит, что жизнь сама собой устроится, если соблюдать правила, и тайком всхлипывает из-за «хорошей школы», в которой я не сподобилась учиться. Этот наверняка учился именно в «хорошей школе» – не ругается и выговаривает все буквы, как диктор, не носит в карманах всякую ерунду; жвачку, спички или сигарету наверняка в глаза не видел. Не носится по крышам, а соблюдает комендантский час, за городское ограждение тоже ни разу не лазил и от общественных работ не уклонялся – не то что я.
Неприятности сами меня находят – везде, даже здесь, когда мне надо быть неприметной и тихой. Я поспешно хватаю парня за локоть.
– Знаешь, нам лучше молчать, что мы видели… – На шарфе от дыхания появляются кристаллики инея, уточняю: – Видели беглых ребят и как рвануло. Скажем про мины, про взрыв – только себе неприятности наживем!
Он несколько раз кивает, слов все равно не разобрать – недобрые птицы учинили жуткий гвалт. Кричат, хлопают крыльями и разлетаются, в небе появляется вертолет.
Вертолет зависает над склоном, из люка бросают трос, он распрямляется и натягивается, как струна, благодаря закрепленному грузу – тяжелому мешку. Я первой исхитряюсь до него дотянуться. Зубами стаскиваю перчатку со свободной руки – в толстой перчатке пальцы движутся медленно и неловко. Отстегиваю мешок и сама пристегиваюсь к тросу грубым ремнем, который держится на стальном карабине. Парень из «семерки» возится со вторым ремнем. Конструкция такая, что нам приходится вцепиться друг в друга – почти обняться, – взмываем вверх. Со стороны нас, наверное, можно принять за яркий мешок с новогодними подарками, жаль, что нас видят только птицы, которым подарков ждать неоткуда.