Вокруг все заговорили: как так?
Фретила, отец Книвы, воспрял. Весь вперед подался. Оно и понятно. Жизнь рода выше всего стоит, но Книва — сын ему. Причем — младший. Младшего, известно, больше всех любишь.
Из болота выбрался на берег Вутерих. Герменгельда обогнал. Проворный. Глаза вытаращены, борода растрепана. Дышит, как конь после скачки. Только что не пена с бороды падает, а грязь болотная.
— Они, они…
На берег вылез Герменгельд. Мрачный. За руку держится.
— Да говори же! — рявкнул Хундила на Вутериха.
— Они не нашего языка! — выдохнул тот. — И не квеманского. У-фф! Чужие боги!
— Как? — опешил Хундила.
Травстила не удивился. Но молчал пока.
— А вот так, — огрызнулся Герменгельд. — Вот.
Он показал руку, на которой остались следы от хватки бога. Так себе следы. Два пятна красных.
— Сдавил, как клешней раскаленной. Уж свет в глазах померк…
Травстила усмехнулся в бороду. Ужли так страшно? Вот кабы он своими клещами кузнечными Герменгельду ручищу сжал, так не только б мясо — кость размозжил. А тут два пятнышка. И не ожог, а так, кожа примята.
— Тихо, — вдруг выдохнул рябой Хиларих. — Сюда идут.
Боги шли тяжело, будто пьяные. Будто великая тяжесть лежала на них гнетом.
— А по болоту ходить не умеют, — заметил Травстила.
Хундила злобно зыркнул на кузнеца, но Травстила уже отвернулся.
На сухое место первым выбрался Книва. Боги приотстали. Одежда на них была дивная. Будто из гладкого серебра, а на вид — мягкая, словно холст. И тоже рунами испещрена… Нет, точно пьяны были боги, богатырски пьяны: шли, будто земля под ними качалась.
— Эх, — проскрипел Ханала, покачивая седой головой. — Бедой пахнет. От небесного пира оторвали квеманских богов. Что им наша малая жертва? Вон и Книву они не приняли. Надо было тебе, Хундила, не своим умом думать, а на капище послать, за Овидой. Овида — жрец. Его в Вальхалле знают. Он с богами ладит. Надо было тебе, Хундила, за Овидой послать.
— Надо было, — буркнул старейшина. — Что уж теперь. Теперь пошлю. Прямо сейчас пошлю: Фретила, вели Сигисбарну…
— Не надо, — не повернув головы, бросил Травстила. — Я Губариха за Овидой послал. Еще засветло.