— Разреши мне его прочитать, Мимин. Ты уезжаешь, такая красивая и довольная. Я не хочу, чтобы эти люди испортили тебе настроение.
— Я научилась радоваться любой мелочи, наслаждаться настоящим. Не бойся, ничто не сможет меня огорчить.
Девушка посмотрела на развешанное для просушки белье, отметив про себя забавный танец клетчатого носового платка, в котором запуталась оса. Как и встреча с белкой тремя неделями ранее, эта картинка навсегда останется в ее памяти — символ момента, когда судьба готовится нанести свой удар.
Элизабет вернулась в дом, подталкивая перед собой Армана, который тайком вышел во двор вслед за ними. Эдмон плакал на кухне — он порезался ножом.
Эрмин читала письмо, одновременно прислушиваясь к жалобным возгласам мальчика.
«Мадемуазель,
Вы полагаете, что вы — моя племянница, но я никогда не получу доказательств вашей правоты, разве только в день Страшного суда. Я — сестра Жослина, и ни я, ни мои бедные родители в течение многих лет ничего о нем не слышали. Мои отец и мать попросили меня раз и навсегда дать вам понять, что вы не должны нам писать.
Я разделяю их возмущение. Шардены — уважаемая и набожная семья, поэтому мы не хотим общаться посредством писем и тем более встречаться с особой, рожденной женщиной распутного поведения, той, кто не знает, что такое нравственность, развратницей, которая теперь купается в роскоши. Мы полагаем, что она скрыла от вас свое прошлое. Она продавала свое тело в одном из притонов нашего города, и мы никогда не верили, что ребенок, которого она носила, был зачат от Жослина.
Ослепленный страстью, мой брат решил жениться на грешнице, жениться в церкви, оскорбив тем самым достоинство священника. Мои родители в первом письме не стали сообщать вам все это из добрых побуждений, но я сочла своим долгом объяснить вам наше видение. Я признаю, что вы не виноваты в грехах ваших родителей, поэтому буду за вас молиться. Вы носите наше имя — это оскорбление, которое заставляет меня бесконечно страдать, но ваша мать и так обесчестила его навсегда. Да будет милостив к вам Господь.
Мари Шарден».
Эрмин сложила листок бумаги. Она уже не слышала ни криков Эдмона, ни жужжания осы. Мир вокруг стал молчаливым, словно бы ватным. Девушке показалось, будто она вошла в полосу сизого тумана, в котором ей суждено остаться навсегда. Глухие удары отдавались в каждой клетке ее тела. Несколько секунд понадобилось, чтобы понять: это биение ее собственного сердца. Эрмин вспомнила слова Лоры: «Спасибо, Господи, что они не пролили свой яд!»
Теперь этот яд распространялся по телу, отравляя кровь и душу. Не в силах пошевелиться, девушка рассматривала белье и деревянную стену, окрашенную Жозефом в белый цвет.