На поле было ветрено, накрапывал дождь.
Серый день, увенчавший серое утро, обернулся темной чередой облаков, борт стоял неподалеку, так что пассажиров даже не стали усаживать в автобус, и они под накрапывающим дождиком семенили по унылому бетонному полю.
Рыжеволосая сучка все маячила перед Максимом, как непрошеная путеводная звезда, нагло покачивающая задницей.
Ганс, наверное, уже в багажном отсеке, лает на ближайшие чемоданы, а может, свернулся в клубок и замер от ужаса.
Максим протянул стюардессе посадочный, поднялся по трапу и вошел в самолет.
Рыжеволосая сидела во втором салоне, по левой стороне, у окна.
Как раз по соседству с тем местом, что было проставлено на билете Максима.
Деваться было некуда, и он плюхнулся рядом, предварительно закинув сумку наверх.
Дамочка презрительно посмотрела на него и отвернулась к окну.
Он попытался вытянуть ноги, это получилось с трудом. Потом вспомнил, что не снял куртку, привстал, дамочка с неодобрением наблюдала за его возней.
— Извините, — сказал Максим как можно любезнее.
Наконец он устроился, застегнул ремень и закрыл глаза.
И сразу же уснул.
А когда проснулся, услышал неестественно оживленный голос стюардессы, объявлявшей, что они пересекли границу Ирана и летят над Иранским нагорьем.
Он подумал, что снова проспал Каспийское море.
Стюардесса прошептала в микрофон что-то еще, Максим прислушался и понял, что самолет пролетает над горой Демавенд, высота которой 5604 метра.
— Снег! — почти восторженно проговорила рыжеволосая соседка.
Максим потянулся к окну и почувствовал ее плечо.
— Извините, — сказал он.
Ему не ответили, и он опять закрыл глаза, но сон больше не шел, хотелось курить, слава богу, что это чартер, а значит, можно просто дойти до туалета и подымить; будь это регулярный рейс, пришлось бы обойтись никотиновой жвачкой, которую Максим терпеть не мог — у него от нее начиналась изжога.
Когда он вернулся на место, самолет пролетал над Тегераном, были хорошо видны россыпи маленьких белых и желтых кубиков, которые вскоре исчезли, и вновь начались коричневатые складки гор, но они становились все ниже, а это значило, что коричневый цвет вот-вот сменится желтым с редкими светло-зелеными проплешинами, а потом исчезнут и проплешины, и далеко внизу останется лишь желтый цвет, примерно через час он перейдет в голубовато-зеленый, причем голубоватого будет больше: самолет начнет пересекать залив.
Но до этого момента — час, а то и полтора. И пассажиров должны покормить. И Максим успеет еще раз покурить, а затем и поспать. И проснется как раз над заливом, и опять покурит — перед подлетом к Шардже.