Плавать Банана научила старшая сестра.
И это она первая назвала его Бананом.
В отместку.
Они чего-то не поделили, и он, маленький и плачущий, сказал ей:
— Ты не сестра, ты макака!
— Уж лучше мартышка! — ответила сестра, а потом подумала и добавила: — А ты тогда просто банан! Понял?
Он заревел еще сильнее, быть бананом ему не хотелось.
— Дурачок, — нежно сказала сестра. — Они ведь вкусные, а ты у меня самый вкусный младший братец!
— Тогда ты Мартышка! — проговорил он сквозь слезы. — Если я Банан, то ты Мартышка, согласна?
— Согласна, согласна, — уже выбегая из комнаты, крикнула сестра. Звонил телефон, надо было взять трубку.
Она была на четыре года старше, и ей уже вовсю названивали подруги.
А еще через четыре года ей стал звонить Палтус.
Банану было одиннадцать, Мартышке — пятнадцать.
Серега был на год старше нее.
Палтусом его прозвала тоже сестра.
— Ты плаваешь круто, как палтус! — хихикнула она, когда этот тип вылез из воды прямо перед их носом.
Они оттягивались на пляже Спортивной Гавани. Банан валялся на песке, а сестра стреляла глазами вокруг — в ней уже вовсю бушевал гормон.
— Гормон бушует! — говорил отец, посматривая на дочь.
— Гормоны! — поправляла мать. — Гормоны бушуют!
— «Гормон» звучит лучше, — уперто повторял отец, и мать умолкала.
— Какие у твоего брата клевые бицепсы! — воскликнул этот тип, упав рядом с ними на песок. И добавил: — Меня зовут Серегой…
— Банан! — представился Банан.
— Мартышка! — сказала сестра.
— Эй, — сказал тип, — какие-то вы это…
— А ты — Палтус, — подхватила Мартышка. — И не спорь!
Тип не стал спорить, зато в тот же вечер он позвонил им два раза, а на следующий — три, и так продолжалось до тех пор, пока взбесившийся отец не ограничил число ежевечерних звонков одним-единственным. По крайней мере в течение учебного года.
Но Палтус звонил каждый день, хотя — как подозревал Банан — они с Мартышкой и без того каждый день виделись.
Каждый день наступившей осени, когда над сопками — лишь голубое небо и до неприличия яркое солнце, море приобретает еле заметный стальной отлив, и волны постепенно становятся все мощнее, и становятся массивнее их белые гребешки.
Последний раз той осенью они купались тридцатого сентября, у дальнего маяка на мысе. День выдался безветренный, вода уже была холодной, но солнце грело почти как летом, и Палтус с Мартышкой плескались в отливной волне, пока Банан бродил по мелководью и собирал большие, приоткрывшие створки и странно дышащие раковины, поросшие колючими бурыми водорослями, крепко пахнущими солью и йодом, как и весь находящийся там, за спиной, город.