Когда командование выяснило через пленных, что за моей оранжевой машиной охотятся, нам запретили летать днем.
А вскоре ударили сильные морозы. Водомаслогрейки не успевали обслужить все самолеты, вода мерзла на лету. Вот тут-то и пригодился наш полярный опыт — ведь мы могли летать при любом морозе. Наш самолет не нуждался в водомаслогрейке, вместо воды мы залили в моторы антифриз, а за час до вылета механики полярными авиационными лампами АПЛ подогревали моторы. Одновременно грелось и масло.
Я подумал о том, что нага полярный опыт следует широко применять на фронте и полетел в Москву доложить о моем плане. Ворошилов и Смушкевич одобрили эту затею, по их указанию были заказаны на заводе авиационно-подогревательные лампы. В течение двух недель все авиационные соединения, действовавшие на белофинском фронте, получили подогреватели. Боевые машины стали подниматься в воздух в любой мороз.
«Летчик без полетов, что портной без ниток», — часто говорил Яков Владимирович. А он-то сызмальства знал все о портновской профессии. Отец его с раннего утра до темноты сидел, поджав ноги по-турецки, на большом столе, орудовал иглой и тяжелыми кривыми ножницами.
Вспоминая свое детство, Смушкевнч как-то рассказал старый анекдот о четырех портных на одной улице маленького поселка на западе России, Один из них повесил вывеску «Портной из Петербурга», другой рекламировал себя, как «Мужской портной из Парижа», третий именовался «Знаменитым мастером из Лондона», но больше всего заказов было у находчивого портного, который назвал себя: «Лучший портной на этой улице».
— Так вот моему отцу не надо было ломать голову над рекламой, у него даже вывески не было, — вспоминал Яков Владимирович. В литовском местечке Ракишкис он был единственным портным. Новые костюмы и пальто местечковым богатеям он шил не чаще раза в год, остальное время перелицовывал и перекраивал лохмотья еврейской бедноты. Работы хватало, а заработок был ничтожный. Уж если чем и была богата семья Смушкевичей, так это деть-ми. Яша — первенец, а после него семь братишек и сестер. Всех их надо было одеть, обуть, накормить. О штанах и ботинках в семье портного не очень задумывались. Младшие донашивали, что не успели в клочья изодрать старшие, и бегали босиком.
Черноглазый, кудрявый, рослый Яша только три года проходил в еврейскую религиозную школу — хедер. По-русски он говорил плохо, еле читал и писал. Но больше учиться не было возможности, надо помогать отцу с матерью.
Яше было тринадцать лет, когда он впервые увидел аэроплан. Он равнодушно следил за неведомой птицей, нарушившей предрассветную тишину. Самолет вызвал не восхищение, а раздражение. Он испугал лошадей, а лошади были самой большой привязанностью юного Смушкевича. И не было у него большего праздника, как погнать в ночное лошадей местного извозчика-балагулы…