— Мона! — вскричал Марин и бросился к ней.
Она остановилась и повернулась к нему. Ее бледное лицо выглядело беспомощным, словно она была маленькой девочкой, столкнулась с каким-то непреодолимым препятствием и не знала, как ей поступить.
— Мона! Милая! — торопливо заговорил он, схватив ее за руки. — Я был уверен, что встречу тебя здесь! Специально приехал, будто какая-то сила толкала меня!
— Привет, — тихо ответила она и отняла руки.
Солнце заливало светом ее белые волосы, и они казались снежными. Лицо выглядело настолько бледным, что казалось голубоватым, кожа была так тонка, что просвечивали жилки, но Марин не обращал на это внимания. И глаз не сводил с ее лица, которое казалось ему самым прекрасным на свете.
— Куда ты тогда исчезла? — спросил он и улыбнулся, заглядывая в черные глаза.
При ярком июньском солнце они выглядели шоколадно-коричневыми. Марин заметил, как золотятся пушистые кончики длинных ресниц, и отчего-то умилился. С трудом удержался, чтобы не поцеловать эти ресницы.
— Я захотела уехать от тебя, — сказала Мона. — Решила, что так будет лучше.
— Но как странно мы с тобой встречаемся… — заметил он и пылко добавил: — А ведь это судьба! Иначе я такие вещи не воспринимаю. Не убегай больше от меня!
— Хорошо, — согласилась она и медленно двинулась по улице.
Марин пристроился рядом, не сводя с нее глаз. Попытался взять ее за руку, и Мона не возражала. Но холод ее тонких дрожащих пальчиков поразил его.
— Ты вся дрожишь! — удивился Марин. — А ведь сейчас так тепло, и солнце очень яркое… Отличный денек!
— Не люблю солнце, — ответила она, зябко повела плечами и накинула шарф на голову. — У меня что-то вроде солнечной аллергии.
— Да? — изумился он. — Тогда пошли в тень! Вон летнее кафе под тентами. Пожалуй, я бы не отказался от стакана сока. Выехал рано утром, так хотел тебя увидеть!
Марин свернул к кафе, усадил Мону за столик, спросил, чего она хочет.
— Воду, — тихо ответила она.
Он решил взять чай со льдом и песочное пирожное. Когда заказ принесли, начал уговаривать Мону съесть хотя бы кусочек. Но она упорно отказывалась. И пила лишь обычную воду. Затем решительно заявила, что если он и дальше будет таким навязчивым, то она уйдет.
— Мне кажется, что вы, девушки, просто помешаны на своих диетах, — добродушно обронил Марин. — У нас в универе, ты бы видела, некоторые студентки просто уже как тростинки стали, кажется, что ветром сдует. Но нет, упорно голодают!
Мона не ответила. Она сидела, сложив руки на коленях и глядя вниз. Красный шарф так и остался на ее волосах, но слегка сполз ей на лоб, а она не поправляла. Ее фигурка вдруг показалась Марину изящной статуэткой скорбящего ангела, такой печалью веяло от всего ее облика. Он сразу замолчал и перестал улыбаться.