Выбор издательства был несложен. Нансен, Аструп и Свердруп печатались в «Аскехоуге». Предложение заключить контракт последовало от его директора Нюгора уже через три дня после прибытия Амундсена на броненосце «Норге». Видимо, частью сделки можно считать две с половиной тысячи крон, которые издательство внесло в кассу экспедиции, а также ответный ход будущего писателя, который вернулся из плавания с мысом Вильяма Нюгора (на берегу Короля Хокона VII).
Однако прежде чем взяться за столь серьезный литературный труд, Руалу Амундсену предстояло справиться с другим заданием, хоть и небольшим, но крайне важным: произнести речь на празднике 17 мая. Кому и держать речь в Акерсхусской крепости во второй год независимости, как не нашему полярнику? (Интересно, вспомнил ли он о проигранных лейтенанту сигарах…)
Увы, он не был вторым Нансеном. Братья тоже не могли посодействовать ему в том, чтобы найти нужные слова, не говоря уж о стилистических красотах. Но ведь у него, кажется, есть увлекающийся поэзией двоюродный брат?
Леон обращается к Кристиану Амундсену, который по-прежнему живет в видстенском фамильном гнезде и известен всей родне как автор стихов на случай и приверженец лирического национализма Бьёрнсона. Не может ли Кристиан втайне от всех сочинить для него получасовую речь на 17 мая?
И вот — не успел кончиться апрель, как из Видстена уже прибыл текст. Конечно, в сопроводительном письме Руалу кузен не преминул заметить, что писать речи за других «почти так же трудно, как любовные письма от чужого лица». И еще: «Теперь, став знаменитостью, ты можешь избирать Для выступлений любую форму и пользоваться фактически любыми выражениями». Руалу, однако, не требовались «любые выражения». Ему нужна была законченная речь в том виде, в каком ее полагается произносить, нужен был текст Для роли национального символа, отведенной ему на торжествах в Акерсхусской крепости.
«И вновь к нам пожаловала весна. Распускаются почки на кустах и деревьях. Зеленеют поля и луга…» — так начал Амундсен свою речь на Крепостной площади, под майским дождем, в окружении короля, премьер-министра и прочих высокопоставленных лиц… «Речь его была поэтична и в то же время неразрывно связана с реальной действительностью», — утверждает Одд Арнесен, полностью приводя ее текст в своей книге «Руал Амундсен — каким он был». Раз за разом вспыхивают аплодисменты. Кузен Кристиан даже удостаивается криков «ура!».
Воодушевленный этим литературным успехом, Леон на другой же день берется за перо (Руал давно катит поездом в Россию, где его ждет император) и от имени брата обращается к лиллехаммерскому писателю Бернту Ли по поводу «книги о походе на "Йоа", в которой должно быть около 450 полных страниц того же формата, как у Свердрупа». Иначе говоря: если отчеты об открытиях Свердрупа и Нансена растянулись каждый на два тома, то Руал Амундсен согласен ограничиться одним: «Это соответствует примерно 130–135 тыс. слов. Он хотел бы в кратчайшие сроки надиктовать все стенографистке, чтобы та переписала текст на машинке и его можно было отправить Вам для стилистической обработки, в коей Вы пользуетесь репутацией мастера».