Закрыв глаза, Роэн взял ее сосок в рот и не мог оторваться, потому что она оказалась слаще, чем он себе представлял. Теперь же просто не мог насытиться.
Но когда она, громко стеная, стала жадно извиваться под ним, он постарался ублажить ее, проведя рукой по подрагивавшему животу. Она, похоже, настоящая распутница, но пока что он не торопился. Сунул руку между ее бедер, позволяя отведать вкус того, что она жаждала, и она принялась тереться о ладонь, сжимавшую ее женский холмик.
Он был уже каменно тверд и наслаждался тем, что продолжал ублажать ее, ощущая влажность ее естества, проникавшую сквозь тонкую ткань платья. Но не довел ее до экстаза и встал:
— Дай мне раздеться.
Каким-то образом он нашел в себе силы оторваться от этой знойной красоты. Ее губы все еще были приоткрыты. Глаза — словно изумрудные озера беспомощного желания…
Он послал ей мрачную полуулыбку, призывавшую к терпению, и сбросил жилет, стянул через голову рубашку. Отвернувшись, стащил сапоги и толстые шерстяные чулки, после чего снова встал, расстегнул бриджи, снял их вместе с теплыми хлопчатыми подштанниками. Помедлил, чтобы взять из тумбочки кондом. Но, вернувшись к кровати, к полной своей досаде, обнаружил, что его постельная компаньонка спит, или, если точнее, потеряла сознание.
Ад и проклятие! Он просто должен снова привести ее в чувство.
Роэн лег рядом и, хмурясь, подтолкнул ее.
— Очнись, Кейт! — потребовал он укоризненно. — У меня на тебя много планов!
Подняв ее руку, он осыпал пальчики страстными жадными поцелуями, но ее глаза оставались закрытыми.
Стоило ему отпустить ее руку, как она вяло упала на перину.
— Вернись, милая, ты нужна мне, — простонал он. — Не смей так поступать со мной!
Исполненный решимости добиться своего, он стал целовать нежную ложбинку между грудями.
Никакого ответа.
Вот тебе и личное обаяние! Черт побери, девушка пребывает в неведомых далях и пьяных грезах после очень приятного сна.
Что же до него, прах все это побери, он не нуждался в проклятом кодексе ордена, чтобы помнить: бесчувственные дамы неприкосновенны. Вряд ли он может считаться образцом добродетели, но настолько далеко еще не зашел.
— Жестокая! — упрекнул он, сардонически улыбаясь. Только утром они смогут продолжать с того места, на котором закончили.
Если она хоть что-то будет помнить…
Если же нет, он будет счастлив снова показать ей все, что она пропустила. Боже, как она соблазнительна. И почему-то ему вдруг захотелось стать единственным ее обладателем. Ведь эта девушка — подарок. Значит, принадлежит ему.
Но сейчас ничего не поделать.