— Простите! Вы дома? Это ваш сосед, — проговорил я приглушенным тоном, чтобы не испугать ее, — и просто взбесился от всего этого идиотизма.
Конечно, мне никто не ответил. Ушла на прогулку с ребенком и оставила меня в дураках в качестве мести за громкую музыку. Нисколько уже не церемонясь, вошел в комнату — и тут увидел ее. Соседка лежала на кровати, в углу, за дверью, укутанная двумя толстыми стегаными одеялами, и крепко спала. Что-то меня во всем этом встревожило, я не мог понять что: не по сезону теплые одеяла? слишком крепкий сон? Да, все это странно, но есть нечто еще… Ребенок! Ребенка нигде не было видно, и детской кроватки тоже. Смутно вспомнилось, что в коридоре стояла коляска. Да, точно, стояла. Пустая. Да это и понятно: не оставила бы она ребенка у порога в этом грязном коридоре. Но где же он? Может быть, вместе с ней, под одеялами? Но ведь он там задохнется! О чем вообще думает эта нерадивая мамаша?
Я подошел к кровати и резким движением откинул одеяла — ребенка не было. Ребенка не было, а его мать…
— Она заболела, — вслух проговорил я, — простудилась, приняла лекарство, но озноб не прошел, закуталась в одеяла и крепко уснула. Она заболела и крепко уснула! — громко повторил, почти прокричал я, понимая, что это чушь собачья. И положил ладонь ей на лоб, чтобы проверить, прошел ли жар, чтобы опровергнуть свою догадку. Догадка не опроверглась — лоб был совершенно холодным, неодушевленно холодным, как любой другой неживой предмет в комнате. Из идиотского упрямства для сравнения я дотронулся до стены — вот именно, точно такой же.
Соседка моя умерла. А ребенок пропал. Я обошел всю квартиру: комната, кухня, ванная совместно с туалетом, — но так его и не нашел. Нужно было срочно что-то предпринимать, куда-то звонить. Но вместо этого я вернулся к ней и сел на кровать рядом, будто она в самом деле больна и просто уснула. И долго смотрел на нее. При первой встрече лицо ее мне показалось знакомым, теперь я был абсолютно уверен, что видел ее. Я видел ее мертвой, раньше, когда-то. Видел именно это мертвое лицо, только там (я не помню где) оно было искажено ужасом предсмертных мук. На этот раз ей повезло больше: она была спокойно, почти умиротворенно мертва.
Но нужно было звонить. Я достал телефон и вышел в коридор — в присутствии мертвой сообщать милиции о ее же смерти мне показалось кощунственным, все равно что при умирающем обсуждать, как и в чем его похоронят. Набрал номер — и тут чуть не выпустил телефон из рук: в дверь позвонили. Я нажал на отбой и замер. Человек за дверью подождал немного и позвонил опять. Я знал, что сейчас произойдет: устав звонить, он в раздражении начнет стучать, незапертая дверь откроется, он войдет и увидит меня, стоящего посреди коридора с телефоном в руках, — но поче му-то не мог даже пошевелиться. На меня словно ступор напал.