Часы стучат, шаги суетливо перебегают из комнаты в кухню, звенит посуда, за окном разорвалась петарда. Я думала: отсутствие детства вполне искупило мои стихи, оказалось, что и этого мало. Я думала: немота – достаточная кара, но и ее не хватило. Мама умерла, бабушка устроила пляски на ее могиле, отец… А теперь еще и сон не идет.
Как же мешают шаги, и часы, и улица! Не уснуть, ни за что не уснуть… Часы на стене расплылись зелено-коричневым безобразным пятном, со стрелок стекают капли пота. Не рассмотреть, который час, стекло туманится. Подойти, протереть рукавом. Стол на пути встал непреодолимой преградой.
– Помнишь, как мы танцевали в шахматы?
– Помню. За этим столом. Они спотыкались и падали, скатывались вниз и кричали от страха и боли. Стучали и кричали, стучали и кричали. И даже музыка помочь не могла.
– Они и сейчас стучат и кричат.
Нет! Это стучит и кричит Вероника, сестра моя Вероника.
Я вскочила, рванула замок, распахнула дверь.
– Софья! – Вероника, растрепанная, страшная, схватила меня за плечи и выдернула из комнаты в коридор. – Папа… наш папа…
– Да, я знаю. – Голова туманилась, как стекло на часах, я никак не могла подобрать слова, чтобы потушить ее отчаяние. – Слишком много водки, большое горе, он никогда не пил раньше. – Я неуклюже прижала ее голову к себе, неумело погладила. – Мы должны потерпеть, преодолеть отвращение. Я помогу тебе все убрать.
Она обняла меня, крепко-крепко, двумя руками, словно связала, и вдруг пронзительно, страшно завыла. Она никогда так не выла, даже когда мама умерла, даже на кладбище. Я задергалась в ее объятиях, закричала от ужаса. Тогда и она закричала. Мы стояли, намертво приросшие друг к другу, и кричали. Это было что-то вроде обоюдного припадка. Первый раз в жизни что-то обоюдное, родственное, сестринское.
– Софья… – Вероника ослабила объятия. – Соня… – Она совсем меня отпустила. – Сонечка! – Сестра посмотрела на меня с невыразимой, больной какой-то нежностью. – Наш папа… папа наш… папа-то ведь наш умер.
Я тоже с нежностью, с благодарной восторженной нежностью посмотрела на нее – я совершенно не поняла, о чем она мне сказала.
– Мы потерпим, правда? Это ничего. Просто горе большое. Я помогу тебе все убрать. – И шагнула к ней, чтобы снова обнять и сказать еще что-нибудь доброе, поддерживающее. Но Вероника вдруг оттолкнула меня, страшно побледнела и стала медленно, цепляясь за косяк, как папа за скатерть, сползать на пол.
Обморок! С этим я знаю, как справиться, у меня тоже бывает… Воды в лицо, в аптечке есть нашатырь. Да можно и так, просто водой, ампулу долго пилить…