— Да прекрати ты! Все очень хреново. Если мы не найдем ребенка, нам конец!
— Какого ребенка?
— Какого! Антошку.
Вот этого не стоило ему говорить, совсем не стоило! Антошка — табу, а он, посторонний, вообще не имеет права! Это только наше… мое! Моя вина, моя беда, моя боль — на всю жизнь только моя. Я вскочил, размахнулся и со всей силы грохнул его по лицу кулаком:
— Замолчи, сволочь! Не трогай!
Алекс вскрикнул и повалился на диван — он не ожидал удара, был все равно что безоружный перед человеком вооруженным, это было подло с моей стороны, но вины я не почувствовал, и гнев не унялся.
— Не лезь не в свое дело! — закричал я на него и снова замахнулся. И снова ударил по открытому, словно специально подставленному мне лицу. Черт! Хоть бы прикрыл губы, чтобы я не видел извиняющейся улыбки, чтобы легче было. — Не лезь! Не лезь не в свое дело! — Я замахнулся в третий раз. Какого черта, он лежит и не защищается! — Гад! — Пусть бы он меня еще трижды убил, пусть бы что угодно, только не про Тошку, про нее нельзя, про нее подло. И подставлять лицо свое подло под мои истерические удары.
Он это понял и наконец-то сел на диване.
— Ефим! — Алекс ощупал скулу, цокнул зубом — по подбородку потекла струйка крови. — Ефим!
Я выхватил из кармана носовой платок, бросил ему на колени.
— Вытри кровь, черт возьми! Вытри кровь!
Он криво улыбнулся, промокнул разбитую губу, вытер подбородок.
— Знаешь, я на твоем месте тоже начистил бы мне рожу. — Он опять улыбнулся.
— И что дальше?! — с ненавистью глядя на него, закричал я — не мог больше вынести этого — бить по извиняющимся губам, бить по виноватым глазам, бить моего лучшего друга. — Ты бы тоже начистил, что дальше?
— Да ничего.
— Не лезь не в свое дело! — в бешенстве заорал я так, что сорвал голос и закашлялся.
— Ты это уже говорил. — Алекс усмехнулся. — Повторяешься.
— Замолчи, сволочь, замолчи!
Я снова бросился на него, замахнувшись двумя кулаками. Только бы он замолчал! Только бы не сказал опять то, после чего я должен буду бить, бить, пока лицо не превратится в кровавое месиво, пока не выбью с зубами, с кровью это, про что говорить нельзя, пока не убью…
Не пришлось. Слава богу, мне не пришлось стать убийцей. Алекс сжал мои локти и абсолютно меня парализовал. Я удивился, как у него это ловко получилось: раз — и словно в смирительную рубашку меня одел — не вырвешься. Я пытался, честно старался — не вышло.
— Ефим! Ну как, ты в порядке? — спросил он слегка звенящим от напряжения голосом. — Если да, то давай я тебя отпущу. Мы выпьем кофе, покурим и спокойно поговорим. Нам о стольком надо поговорить. А времени мало. Времени почти нет. Ну, Ефим, я отпускаю?