Газета. Она оставила мне газету, перед тем как уйти. Я давно на нее смотрю и не решаюсь развернуть. Возможно, боюсь развернуть. Бьюсь над разгадкой, но боюсь получить ответ, понимая, что он, вероятней всего, в газете. Слегка пожелтевшей — конечно, из прошлого. Она, эта женщина, для того и приходила: ее слова сами по себе не имели никакого значения, они служили лишь поводом для того, чтобы оставить газету, вступлением к газетной статье. Пора получить ответ.
Я допил остаток пива залпом, пожалел, что здесь нельзя курить, и развернул газету.
Статья была обведена красным маркером. Она называлась «Молния-убийца». Я перевел дух и начал читать.
«14 мая в восемь часов вечера директор филармонии Валуев А. И. погиб в своем доме от удара молнии».
Я задохнулся, вскочил, снова сел. 14 мая, убит молнией, в своем доме, Валуев А. И. Почти пять месяцев назад. А сегодня… Я видел вспышку, я слышал крик, а затем падение тела, я слышал гром. Она, эта странная женщина, знала, что все это я видел и слышал. И не только знала, но и требовала, чтобы я что-то предпринял в связи с этим. Что я должен предпринять? Все, что мог, я предпринял: проник незаконно в дом, оставил письма. Мне нужно бежать отсюда, домой, к Толстому. Мне нужно срочно возвращаться в свою колею…
Но сначала дочитать статью. И рассмотреть фотографию, не прикрывать рукой, а посмотреть правде в глаза, ведь я же хочу разгадать… Ничего я не хочу!
Но должен.
Задыхаясь, перескакивая, не по порядку (начав с середины, вернувшись к врезке, где 14 мая в восемь часов), я прочитал статью. Я узнал, что, кроме хозяина дома, Валуева А. И., никто не пострадал: ни жена, ни его восьмилетний сын. Я узнал, что жена Валуева А. И. — пианистка (преподает в консерватории), что его любимец, сенбернар Людвиг, ни за что не хотел отойти от погибшего хозяина и возникли серьезные осложнения, когда уносили тело.
Я внезапно устал. Но нужно было еще рассмотреть фотографию. Чуть-чуть передохнуть и рассмотреть: всякое бывает в жизни, может, все это лишь совпадение.
Почти спокойно, только левая нога отбивала какой-то судорожный ритм, я еще раз, уже по порядку, перечитал статью, снял ладонь с фотографии и бесстрашно уставился на снимок. Семейство на фоне дома, собственного их дома — того самого дома. Валуев А. И. — слегка полноватый мужчина лет сорока, его жена — застенчиво улыбающаяся красавица (не моя сегодняшняя визави, к счастью, не она), мальчик, слишком маленький для своих восьми лет, похожий на мать, и преданный Людвиг.
Я перевернул газету — 17 мая текущего года. Статья по горячим следам, свежая информация. Но какое отношение я, сегодняшний, живущий в октябре, имею к этому событию? И какое имел я, прошлый, майский? Я не был знаком с этой семьей, не знал о ее существовании. Не я направил молнию… Черт, а вот тут-то… Нет, не может быть, ни при чем я здесь, ни при чем!