— Да, наша доблестная милиция, как всегда, все прошляпила. — Андрей удовлетворенно рассмеялся. — Хотя, как я понял, богатство Головановой было весьма относительным.
— Да, она даже ремонт не успела сделать, все собиралась, но не успела. Соседка говорит, квартирка действительно производила удручающее впечатление: обои самые дешевые и потертые, полы ободранные, ну, вы понимаете?
— Понимаю. Молодец! Хорошо поработала.
— Могу еще куда-нибудь съездить, — предложила Оля, но без особого энтузиазма — видимо, тоже очень устала.
— Нет, — отказался Никитин, — пока не надо. Спасибо. Отдыхай. Позвони Вениамину, расскажи, что узнала, и можешь ехать домой.
Оля отключилась. Андрей стал класть трубку на сиденье, не глядя, не отрывая взгляда от подъезда, — и промахнулся — телефон упал на пол. Чертыхнувшись, он его поднял. Нужно было осмыслить всю эту информацию, но голова уже совершенно не соображала — сказывался хронический недосып. В шесть его должен был сменить Денис, а к семи он собирался подъехать в клинику, еще раз переговорить с психиатром. Но сначала нужно осмыслить…
Глаза уже не просто слезились, их совершенно заволокло туманом, голова отказывалась работать. И эта новая информация — в самом деле интересная — стала его раздражать. И Оля стала раздражать. Он понимал, что не прав, но ничего не мог с собой поделать.
Итак, любовник, сторож лодочной станции… Убил из ревности, убил, чтобы ограбить, а Ефим ни при чем.
Не из какой ревности любовник убить ее не мог — не была она кокетливой вертушкой, в кои веки — а скорее всего, впервые в жизни — завела любовника, завела от всех по секрету, одной Екатерине Федоровне, ближайшей своей соседке, и открылась. Ограбление тоже вряд ли — грабить там нечего: «Панасоник»? зимнее пальто? — за это не убивают. Действительно поссорились и убил в ярости? В ярости убивают на месте, а не отпускают совершить променад по дороге. Скрытая причина? Возможно. Это надо обдумать…
Но думать не было сил, думать просто совершенно не получалось. Андрей посмотрел на часы — половина шестого, до приезда Дениса оставалось полчаса. Как-то эти полчаса надо продержаться. Он позвонил домой, поговорил с Настей — все у них было нормально. Глотнул из фляжки коньяку, чтобы взбодриться, выкурил сигарету.
Взбодриться не получилось, коньяк подействовал как снотворное. Глаза закрывались и просто не могли уже смотреть на этот подъезд, мысли никак не хотели собираться воедино, разбегались по пустой его голове. Ефим не может быть ни при чем, сторож-любовник не покушался на норку, хотя, конечно, не исключено, что убил именно он. Но если сторож — убийца Головановой, какую роль тогда в этой истории играл Ефим? Свидетеля? Не то, все не то. А может, и то. Что же связано с этим сочетанием «полтора года»? Совсем недавно оно мелькало, но в каком контексте? Что было полтора года назад?