— Самый логичный аргумент в пользу нелогичного, какой я когда-либо слышал, — улыбнулся Крис.
— Я вижу, вы не хотите отнестись к моим словам серьезно, — сказала Льют.
— Ну как я могу отнестись серьезно ко всему этому теософскому пустословию и пророчествам дощечки! — возразил он, улыбаясь.
— Но как вы объясните почерк моего отца, который был узнан дядей Робертом? Как вы все это объясните?
— Я не могу объяснить все то непонятное и таинственное, что происходит в нашем уме, — сказал Крис. — Но я уверен, что эти явления получат точное научное объяснение в ближайшем будущем.
— Все это так. Но меня и сейчас мучит желание выведать еще что-нибудь у этой глупой дощечки, — призналась Льют. — Пойдемте попробуем. Я знаю, дощечка там, на столе. Попробуем, пока никого нет.
Крис взял ее за руку.
— Ну, если хотите, пойдем. Это будет утреннее развлечение.
Рука об руку они побежали по дорожке к той площадке, которая была обращена в столовую.
— Весь наш лагерь опустел, — сказала Льют, когда они подошли к столу. — Миссис Грантли и тетя Миддред внизу, в роще. Мистер Бартон ушел с дядей Робертом. Нам никто не помешает.
Она положила руку на дощечку.
— Ну, теперь начинаем!
Несколько минут ничего не происходило. Крис хотел заговорить, но она сделала знак, чтобы он молчал. Вдруг ее рука вздрогнула и задвигалась. Карандаш начал быстро писать. Они читали послание слово за словом, по мере того как слова появлялись на бумаге:
«Есть мудрость более великая, чем мудрость разума. Любовь пользуется иными путями, чем сухие и пыльные пути разума. Любовь рождается в сердце; она вне всякого разума, выше разума, выше логики, выше философии. Верь твоему сердцу, дочь моя. И если твое сердце приказывает тебе верить твоему возлюбленному, то смейся над разумом и его холодной мудростью; повинуйся своему сердцу и верь своему избраннику. Марта».
— Но ведь все это послание продиктовано вами, вашим собственным сердцем, — проговорил Крис. — Разве вы не видите этого, Льют? Это ваши собственные мысли, и ваше подсознательное «я» выразило их на бумаге.
— Но есть здесь одна вещь, которую нельзя объяснить, — возразила она, — а именно почерк. Посмотрите на него. Он не похож на мой. Это мелкий, старомодный почерк — женский почерк прошлого поколения.
— Не хотите же вы сказать, что действительно верите, будто это послание вашей покойной матери? — прервал он ее.
— Я не знаю, Крис, — задумчиво ответила она, — я решительно ничего не знаю.
— Полная нелепость! — воскликнул он. — Все это сплетение глупых фантазий. Когда умирают, то значит, все кончено. Кто умер, тот обратился в прах, стал пищей червей, как говорит ваш Мартин. Мертвые! Я смеюсь над мертвыми! Они больше не существуют. Я не могу поверить во власть могил, и мертвый человек для меня только прах и пыль. Ну, что вы, духи, ответите на это? — сказал Крис с шутливым вызовом, кладя руку на дощечку.