— Билет есть?
— Вот, пожалуйста.
Комендант взял билет.
— Пойдем со мной, — коротко бросил он.
На перроне подошли к нужному вагону.
— Посадите этого товарища, — сказал лейтенант проводнице и протянул ей билет.
— Не посажу. Некуда.
— Нет, посадите! Я военный комендант этой станции и прошу посадить. Понятно?
— Понятно, товарищ комендант, — смущенно пробормотала проводница и пропустила Жутаева на подножку.
— Товарищ комендант, может, и других наших устроите?
Комендант улыбнулся:
— Молодец! Хорошо, что не только о себе беспокоишься. Небось комсомолец?
— Да. Комсомолец.
— Всегда так действуй, а поддержка найдется. Пробирайся дальше, в вагон. Я ваших всех посажу. Трудовые резервы — младший брат Советской Армии. Понятно, товарищ проводница?
— Понятно, товарищ комендант.
— Этого никогда забывать не надо, товарищ проводница.
Лейтенант козырнул и заспешил к соседнему вагону..
— Ты не стой здесь, в вагон проталкивайся, — уже подобревшим голосом посоветовала Жутаеву проводница.
Но протолкнуться в вагон Борису не удалось, и всю дорогу он ехал в тамбуре. Здесь было еще холоднее и теснее, чем в вокзале. Вначале Жутаев, разгоряченный посадочной сутолокой и неожиданной удачей, словно избавился от усталости, но вскоре она снова дала себя почувствовать.
Когда поезд двигался и дверь была закрыта, в тамбуре, до отказа набитом пассажирами, становилось заметно теплее. Вагон мерно покачивался, монотонный стук колес убаюкивал, клонило ко сну. Хотелось одного: заполучить крохотное местечко, чтобы можно было хоть как-то сидеть и дремать. Но на остановках проводница открывала дверь, и в тамбуре снова становилось невыносимо холодно. Врывался такой холодный ветер, что обжигал щеки, пронизывал одежду и леденил тело. И Жутаеву стало казаться, что поезд больше стоит, чем идет, что этот тяжелый путь никогда не кончится.
А в Чкалове, наверно, их ждут… В общежитии, конечно, тепло, светло, есть койка и можно будет нырнуть под одеяло, согреться и заснуть…
Но Жутаев думал не только о теплом одеяле. Разные мысли толпились в его голове, сменяли одна другую. Каково-то это новое училище, где придется закончить учебу? Как примет его незнакомый большой город? Ведь после окончания ремесленного, быть может, придется остаться там жить и работать.
Уезжать из Сергеевки Жутаеву не хотелось. За два года он привык к училищу, успел крепко подружиться с ребятами, привязаться к учителям. Там его принимали в комсомол, а когда он перешел во второй класс, избрали комсоргом группы.
Последние несколько дней, когда переезд в Чкалов был решен окончательно, Жутаева не покидала грусть. Вообще не очень разговорчивый, теперь он говорил еще меньше и до последнего часа надеялся, что, может быть, все как-нибудь изменится, наладится и уезжать из Сергеевки не придется. Но ничего не изменилось, все прошло так, как было намечено.