Домой я вернулся бодрым и окрыленным, но, похоже, мои близкие восприняли случившееся без особой радости. Жена стала давать мне перед сном какие-то порошки для укрепления организма. И действительно, я что-то очень похудел, а потому принимал лекарство охотно. Через две недели произошло несчастье.
У меня в семье царила гармония. Ее территория простиралась даже там, где это кажется невозможным — в отношениях между снохой и свекровью. Мать моя в принципе вела себя сдержанно, обуздывала свои первичные порывы. А когда родилась дочь, отношения резко и внезапно пошли в гору. Малышка Магда словно чудом свела на нет все подавлявшиеся до сих пор комплексы, сблизила маму и Татьяну, сделала их сердечными подругами. Теперь они были равны друг другу как родоначальницы новой жизни, не осталось у них ни поводов для зависти, ни причин для ревности.
С первых же дней Магда произвела на меня сильнейшее впечатление. Она была по природе умным ребенком. Особенно ясно свидетельствуют о том фотографические карточки. Мы много снимали Магду — не проходило и месяца-двух — в самых разных позах. Мы снимали ее в пеленках и без, смеющейся и плачущей, она то внимательно всматривалась в погремушку, то в кота, сидела у меня на коленях и ползала, потом начала ходить. Все эти карточки я долго разглядывал, сравнивал одну с другой, анализировал и пришел к твердому убеждению, что моя дочь — весьма умный ребенок. Доказательством тому служил живой, любопытный взгляд. Разумеется, в нем еще не хватало ясности сознания, но читавшийся в нем живой интерес ко всей окружающей действительности подтверждал мое заключение. К тому же ребенок обладал характером. Решив поползать, он долго, словно в каком-то опьянении ползал по полу, не отступаясь от своего решения до тех пор, пока не брала верх усталость. Каждый раз, когда кто-нибудь сажал Магду на колени прежде, чем она решит, что ей этого хочется, раздавался страшенный рев, она принималась бешено сучить ножками и заходилась аж до посинения. Когда она стала ходить, повторилось то же самое. Эти черты, выдававшие характер, усугубились с течением времени. К ним прибавилось врожденное лукавство и некая изощренная способность ставить людей в скандальное, смешное и неудобное положение.
Мать моя была человеком верующим. Но ее религиозное чувство в значительной степени объяснялось склонностью к философии и стремлением к поиску истины. Десять лет я с интересом наблюдал ее метаморфозы, связанные с религией. Как известно, вероисповеданий и сект множество. Раз пять в год у нас в доме появлялись их представители и пламенно, страстно, экстатическим шепотом, слышавшимся даже в моем кабинете, старались обратить мать, склонив ее к своему толку. Она не противилась, с легкостью обнаруживала в их догматах элементы мудрости, посещала службы адвентистов, католиков, баптистов, протестантов и так далее, но окончательно покинуть лоно православия не решалась. Думаю, это был скорее вопрос традиции, чем глубокого убеждения.