– Примета есть верная. Он любую личину примет, но эта примета на месте останется. – Слепой поманил меня к себе пальцем, и зашептал на ухо: – Наколка у него на руке выбита. Изнутри, под самым локтем рисунок черным сделан – круг, а в нем треугольник, а в треугольнике – око всевидящее. Ясно тебе?
– Да.
– Сдается, путница, ты и Мер кита пометила так, что теперь узнать его немудрено, – добавил Макарий. – Со старого времени до нас дошло, что если шаманов ледяной волк лапы лишится, то Меркит может ему новую вырастить, если не пожалеет пальца со своей руки… Только зачем тебе его приметы знать – напугалась так, что во сне видела?
– Нюта на правь идти хочет, – ответил вместо меня Лёшка. – Путь искать.
– Какой там путь? – раздосадовался Макарий. – Там нечего искать!
– Как нечего? Вы же говорите: путь отсюда – один через навь, другой – через правь…
– Настасья так говорит, мы – нет, – сурово сказал Макарий. – Нам про ту дорогу ничего не известно. Зачем вы ей дозволяете, Феодосий Ильич? Она утопнет в болоте зря!
– Разве ее удержишь? Пусть идет, нельзя запрещать человеку ошибаться. Кто ошибется, впредь умнее будет. Настасья тоже не глупее нашего. Нам, старцам, за гать ходить строго воспрещается – на то у нас договор с шаманами, и про тамошние пути-дороги нам ничего не известно – это чистая правда, Нюта. Ты лучше Фролку спрашивай. – Седовласый Феодосий отставил пустую кружку, поманил к себе правнука, вынул из-под нагромождения подушек старомодный наган, который я так неосмотрительно обронила в сарае во время драки, и отдал оружие Фролу. – Твой? Небось на гати подобрал?
Фрол виновато кивнул.
– Где ж еще…
– Сказывай!
– Что сказывать? Забрели мы туда с Власием…
– За каким таким делом?
– Просто по случайности! Смотрим – из грязи сапог торчит. Потянули, а там путник. Ясно, что давно помер, а всем видом, как живой[14]. Мы у него нашли наган, ремень с пряжкой, на пряжке звезда о пяти лучах, нож годный – складной, только одно лезвие поломано, а на руке ремешок со стекляшкой был. (Компас! – догадалась я.) Еще мешок заплечный у него со всяким инструментом и камнями разными – мы его сняли. Там и книжка рукописная лежала. Только болотной водой сильно попорченная, слова едва разобрать, только картинки всякие странные нарисованы. Потом самого его, конечно, хворостом обложили и пожгли, чтобы душа не томилась между небом и землей.
– Что вам мать на такие дела выразила?
– Да ничего. Мы рассказывать ей не стали, чтобы не обременять напрасно.
– Покажи все Анне, хоть какая с того барахла польза будет, – велел старец.