и Арамери. Это было так трудно, почти недосягаемо, — понять собственную обречённость, и всё же — так оно и было.
У меня не было ни малейших иллюзий насчёт их всех. Даже не жди Арамери моей смерти… то для Энэфадех я была всего-навсего ножнами для меча, коими они надеялись отвоевать свободу у Итемпаса; единственное орудие спасения. Отложи сейчас церемонию правопреемства или стань я каким-то чудом действительным наследником Декарты, то уверена, Энэфадех не преминули было попросту уничтожить меня. В отличие от остальных Арамери, перед падшими я, похоже, была абсолютно беззащитна; без сомнения, то было одно из последствий хитроумных манипуляций с моей кровной печатью. Не говоря уже о том, что моё убийство было бы простейшим способом высвободить, не повредив, душу Энэфы. Если кого и огорчит эта неизбежная смерть, то лишь Сиеха; одно-единственное существо на все Небеса.
И так, сотрясаемая дрожью страха, я лежала, скорчившись в комок, на кровати, оплакивая свою судьбу; возможно, этого занятия хватило бы мне до конца дня — а с ним и одной шестой оставшейся жизни, не постучи как раз кто-то в дверь.
И этот стук сдержал меня от края. Более или менее. Я оглядела себя. Так и несменённая с вчерашнего вечера одежда (спала я, не раздеваясь); беспорядочно взлохмаченные волосы. Припухшее лицо; красные глаза. Ванны я тоже не принимала. Я приоткрыла дверь на крошечную щель — к великому огорчению, там стоял Т'иврел, вооружённый подносом еды в руке.
— Мои приветствия, кузина… — Не докончв фразы, он одарил меня более пристальным взглядом и нахмурился. — Что, во имя демонов, с вами случилось?
— Н-ничего, — пробормотав оговорку, я попыталась было закрыть дверь. Как бы не так, схватившись свободной рукой за угол двери, он втолкнул плечом меня в комнату и шагнул следом сам. Слова протеста застыли в горле, когда он окинул взглядом мою скукожившуюся фигуру, сверху вниз, с таким выражением лица, что бабушка, видь его сейчас, несомненно изошла бы чёрной завистью.
— Решили собственными руками вручить им победу, да? — спросил он.
Кажется, моя нижняя челюсть в удивлении отвисла. Он вздохнул.
— Сядьте.
Я закрыла рот.
— Да как вы…
— В этих местах мало что скрыто от моих ушей, Йин. И уж точно не предстоящий бал, к примеру, и то, что назначено после. Полукровки обычно помалкивают, крепко держа рты на замке, но у меня свои связи. — Он нежно взял меня за плечи. — Подозреваю, вы тоже докопались до искомой сути, оттого и торчите здесь одна, в четырёх стенах, загибаясь от бессилия.
В другой раз я порадовалась бы, что он наконец назвал меня по имени. Теперь я лишь молча покачала головой и потёрла виски, пульсировавшие от усталости и боли.