В удивлении (но менее приятном) и другие. Сиех выпрямляется, пристально глядя на меня:
— Ты сошёл с ума?
Кирью более тактична.
— В этом нет необходимости, лорд Хейкр. Закхарн, даже меня, хватит, чтобы позаботиться о всей этой армии.
— Или меня, — вставляет уязвлённо Сиех.
Я задумчиво смотрю на Ньхдоха; и в мыслях мелькает, какие пойдут слухи, стоит только распространиться молве, что я спустил на осмелившееся бросить мне вызов отребье самого Владыку Ночи. Сильнейшее моё оружие, но я ни разу ещё допредь не видел его в деле. В стоящем деле. Любопытно.
— Ньяхдох, — говорю я. Его недвижимое спокойствие — и моя власть над каждым его вздохом — завораживают, но я знаю, что должен держать себя в руках. Я слышал передаваемое из уст в уста предыдущими главами семьи. Главное — отдать верный приказ. Не оставляющий лазеек.
— Ступай на поле боя и займись врагами. Не позволяй им прорваться к нам или к Небесам. Не дай сбежать выжившим. — Чуть не забыв, быстро добавляю: — И смотри, не убей меня, увлёкшись.
— И это всё? — спрашивает он.
— Да.
Он улыбается:
— Как пожелаете.
— Дурак ты, — говорит Кирью, плюнув на вежливость. «Другой я» игнорирует её.
— Позаботьтесь о нём, — говорит своим детям Ньяхдох. Он всё ещё улыбается, появляясь на поле битвы.
Врагов так много, что я не вижу и конца им. Ньяхдох продвигается к линии фронта. Такой крошечный. Беззащитный. Человек. Смертный. Я слышу смех солдат, эхом вторящий по плоским просторам равнины. Их командиры, по центру линии, молчат. Они знают, что он есть на самом деле.
Ньяхдох разводит руки — в каждой вырастает по громадному изогнутому клинку. Те словно порхают в диковинном танце; мгновение, и чернеющая вдали полоса фронта разваливается, будто пронзённая стрелой. Расколотые щиты. Рассаженные доспехи. Сломленные мечи. Изломанные тела. Всё мешается в адской вакханалии. Враг мрёт десятками. Я счастливо смеюсь, радостно прихлопывая в ладони.
— Чудесно! Какое удивительное зрелище!
Вкруг меня смыкаются оставшиеся Энэфадех, в тягостном, напряжённом ожидании. Запах страха пропитывает воздух.
Ньяхдох, сея смерть и разрушение, как по маслу, проходит сквозь весь вражеский фронт, вплоть до офицерской ставки. Противостоять ему на равных — бесполезное дело. Наконец, останавливается (смертоносный круг стали очерчивается телами неуспевших сбежать). Обзор почти закрыт; но чёрное марево ауры, кажется, вспыхивает только сильнее.
— Солнце восходит, — говорит Закхарн.
— Нет, ещё рано, — отвечает Кирью.
Сердце вражеской армии пронзает странный гул. Нет, не гул, вибрация. Навроде биения пульса, но она сотрясает всю землю вокруг.