И тогда, средь разверстых полков, вспыхивает чёрная звезда. Словами не описать, можно лишь прочувствовать. Сгусток тьмы, скольцевавшись светящейся сферой, столь мощной, что сама земля стонет и проседает под ней, покрываясь глубокими трещинами. И враг рушится туда. Мне не слышны крики лишь потому, что чёрная звезда вбирает любой звук. Она вбирает тела. Она всё вбирает.
Землю трясёт так яростно, что я не удерживаю равновесие и падаю на четвереньки. Вкруг меня одна только ревущая пустота, вбирающая всё и вся. Смотрю вверх, видя, как всё вокруг, и близь, и рядом (даже воздух, осязаемый, как живая плоть) засасывает в воронку (в хищное голодное, ужасающее нечто, коим обернулся Ньяхдох). Кирью и другие, заслоняющие меня, шепчут по-своему, пытаясь совладать с ветрами и иными стихиями, выпущенными их отцом. И потому, на этом пятачке безмолвия, мы пока в безопасности… надолго ли? Облака над нами влекутся вниз, затягиваемые чёрной звездой. Врагов более нет, они исчезли. А всё, что осталось, земля под нашими ногами, клочок тверди вокруг и опорой воздвигшийся ниже.
Я, наконец, осознаю свою ошибку: пока дети его защищают меня, Ньяхдох свободен в желании поглотить всё. Кроме меня.
Усилием воли преодолев страх удушья, кричу:
— Д-довольно, остановись! ПРЕКРАТИ это, Ньяхдох! — Слова теряются в завываниях ветра. Он связан магией, повелевающей — ему, и подчиняющейся — мне. Магией, более могущественной, нежели он сам. При условии, что слышит меня. Но мой голос слишком слаб, чтобы достичь его. Возможно, падший собрался пустить меня ко дну — или собственное могущество просто помутило ему рассудок, и теперь он наслаждается хаосом, истинной Его сутью.
Пропасть вспыхивает, как если бы излившись расплавленной породой. Струи огненной лавы поднимаются, спиралью кружась вкруг этой адской черноты; наконец, тоже пожираются ею. И чёрная звезда растёт, всё больше и больше, сердце Владыки, меж смерчем над и вылканом внизу, в ужасном водовороте.
И, будь я проклят, это самое прекрасное зрелище, подвластное когда-либо взору.
В конце концов, милость Отца нашего Небесного сходит на нас, спасительным даром. Клочья облаков расходятся, пропуская голубеющее небо, исполосованное блеклыми лучами света; и в ту секунду, когда камни подо мной, дрожа, готовы сорваться в пропасть, солнце краем восходит над горизонтом.
Чёрная звезда гаснет.
Что-то — обугленное, слишком жалкое, слишкое не-до-человеческое, чтобы быть обозванным телом, — мгновение парит на месте звезды. И падает в лаву.
Сиех, сыпля проклятиями, проносится мимо на своём жёлтом шарике, разрывая защитную плёнку. Но в той уже нет нужды. Воздух столь разряжен и горяч, что трудно дышать. Но я уже вижу, как невдалеке сгущаются грозовые тучи, готовые заполонить образовавшиеся пустоты.